Невиновных нет

Лагерь как лагерь: палатка для офицеров, тенты для солдат, костры, часовые. Кто-то готовит себе ужин, кто-то латает одежду, кто-то азартно режется в карты. И у каждого черно-синяя нашивка, и у каждого мушкет.

– И, возможно, завтра им прикажут вырезать каждого шуриа на этом острове. Чтобы, когда будет взят форт, никто не мешался под ногами, – жестко сказал Джэйфф.

Его рука, лежащая на Джониной спине, стала удивительно твердой и тяжелой, словно камень.

– Я, конечно, не могу знать точно, что ты сделала, но готов поклясться ликом Шиларджи, что господин Тиглат выманил у тебя немножко денег на свои забавы.

– Много… – прошептала женщина.

– Что ты сказала?

– Я сказала – много денег, по меркам Шанты так вообще целое состояние. Я виновата.

– Ты виновата. Весь Синтаф виноват, – прошипел на ухо рилиндар. – Но, к сожалению, мы не сможем сейчас спуститься и всех их перебить. Мне очень хочется, чтобы вместо воды в этом ручье потекла кровь, но не выйдет.

Он многозначительно замолчал, лежа рядом на траве.

– Но есть другой способ, – как-то сразу догадалась Джона.

– Есть.

Джэйфф кивнул на двойную вершину Рогатой горы.

– Она только выглядит незыблемой и прикидывается безопасной, эта здоровенная хитрюга. Но дожди уже промыли в склоне глубокие трещины и образовали пустоты, целостность пород нарушена. Когда-то я облазил здесь каждый склон и нашел выход песчаного слоя, затем я долго вычислял, куда же он тянется, в каком направлении, и все-таки нашел. Стоит только сдвинуть его – и половина горы рухнет прямо на спящий лагерь.

Вечереющее небо отражалось в грязно-синих глазах шуриа, как в глубоких ледниковых озерах. На притихшую Джону он даже не смотрел.

– Ты – земная, и ты не можешь воззвать к духу горы, я – огненный, меня бы он послушал, но я – мужчина.

Истинная правда. Все именно так. Но есть способ. Всегда есть способ обойти запреты.

– Когда в Джезим пришли хёлаэнайи, никому из нас даже в голову такого не пришло бы. Никогда. Разве мы могли завалить русло реки, устроить так, чтобы их войско захлебнулось в рукотворном половодье? А как же лес и луг? Что же будет со старицей? Вот о чем мы думали, Джойана. Разве мы могли причинить боль нашему Джезиму, нашей Радости?

– А потом?

– А потом стало бесполезно. Все равно что убивать собственных детей ради мести их непутевому отцу. А потом…

– Пришли диллайн, – закончила за Джэйффа леди Янамари. – Со своими ружьями и пушками, и их было слишком много.

– Да. А Джезим все равно один-единственный, – вздохнул мужчина. – И Шанта одна. Надеюсь, она простит меня…

– Нас, – добавила Джона и стянула с головы фатжону, обнажая торчащие в разные стороны смоляные космы.

…Она шагнула в его огонь нагой и беззащитной, точно маленькая сухая веточка. Тихонько вскрикнула, трескаясь от нестерпимого жара, и сломалась в могучих объятиях. Так в жаркое лето медленно тлеющий торфяник вдруг превращает лес в море огня, отпуская из глубин слишком долго томившееся по простору и ветру пламя. Кричат и рушатся деревья, гибнут живые твари, корчатся в муке травы и подлесок. Но как ни силен и смертелен огонь, земля все равно сильнее, она примет в себя жар, она отдаст ему себя, но ему никогда не победить, никогда. Пламя пожрет само себя, и останется пепел, а потом прольется дождь, и земля станет еще щедрее, еще плодоноснее.

Земля никогда не ведет счет веснам и зимам, не помнит она, сколько раз легли снега и оделись в золото и киноварь леса, и Джона тоже забыла о времени. Зачем отмерять минуты, которые текут теплым медом, которые осыпаются лепестками на разгоряченную кожу, которые сплетаются змеиными телами? Зачем намечать сроки, если сама Жизнь не имеет конца и предела?

Где-то там внизу разом оборвались полторы сотни жизней, их беззвучный вопль взлетел в небеса и был поглощен без остатка. Никто не услышал, кроме духов, богов и шуриа. Грохот обвала не в счет, он стек по склонам обратно в уже несуществующую лощинку, чтобы остаться там навсегда и разделить участь погребенных заживо. Теперь пусть боги решают, кому достанутся души, это их божье дело. Кому-то придется искать следы Оддэйновой Своры, и далеко не всем это удастся. Других примет Предвечный диллайн, бог, которого они призвали. Эсмонды твердят, будто щедр он и добр, будто никому из верующих в него нет отказа. Широко открыты врата в его небесное царство, и только шуриа заказан вход. Ведь среди погребенных под обвалом чори были и дети Шиларджи – полукровки, разобидевшиеся на весь мир. Они-то и будут стеречь безымянную лощинку под Однорогой горой, и станут ее духами. И так, наверное, будет справедливее всего.

– А вот скажи мне, Джойана… Как женщина…

Бывший рилиндар лежал на боку, подперев голову рукой, и вырисовывал на Джонином бедре неведомые узоры кончиком собственной косы.

– Скажи мне как женщина, чего ей еще нужно от меня? Что мне еще сделать?

Леди Янамари ответила недоумевающим взглядом, мол, разъясни свой вопрос, будь так добр и любезен.