Невиновных нет

— Завтра годится? — спросила она.

— Хорошо бы. В какое время?

— Давайте после четырех. Скажите, куда приехать.

Он попросил ее приехать к половине пятого, сказал куда и где получить пропуск…

К концу рабочего дня вошел сотрудник.

— Садитесь, — предложил Зуйков. — Ну что?

— Из семнадцати номеров четыре шестизначных. Принадлежность установить практически невозможно. Из оставшихся тринадцати — девять московских, остальные — загадка, они могут быть во многих городах на территории бывшего СССР, где семизначная система.

— Это я без вас понял, — буркнул Зуйков. — Ладно, давайте московские.

— Два номера — это служебный и домашний телефоны генерала, — он назвал знакомую Зуйкову фамилию высокого чина из МВД. — Один телефон бывшей госдачи ЦК КПСС, последний телефон принадлежит посольству Ирана.

— Кто сейчас хозяин дачи ЦК КПСС?

— Не знаю.

— Выясните! Дальше!

— Еще один — домашний некой Ады Георгиевны Голодышиной.

— Дальше!

— На страничке с буквой «Я» телефон какого-то Якимова Рудольфа Петровича. Еще один квартирный — Жигалова Олега Олеговича. Есть еще телефон какой-то Скорино Евгении Францевны.

— Все?

— Да.

— Хорошо. Установите, кто такие Якимов, Жигалов, Скорино.

— Теперь фотографии, товарищ полковник, — он достал из папки три плотных листа бумаги, на которых были наклеены, собраны воедино кусочки, сложившиеся в три фотографии. — Получилось не очень. Многих фрагментов не хватает, есть пробелы и там, где верхняя пленка отделилась от основы. Основа есть, а самой пленки с изображением нет, видимо, уничтожали фотоснимки с большим рвением.

Зуйков рассматривал снимки. На двух он нашел Фиту, еще каких-то двоих людей, на третьем возник в полуоборот еще один с рыжими волосами. Зуйков узнал: все эти люди были на похоронах Фиты. На фотографии они стояли то ли в вестибюле, то ли в холле на фоне какого-то киоска, возможно, сувенирного — виднелись на витрине зажигалки, игральные карты, бижутерия. Все это Зуйков рассматривал через лупу, но полное представление составить не мог многих фрагментов действительно не хватало, и куда они подевались, ломать голову не имело уже смысла.

— На какой бумаге отпечатаны эти фотографии? — спросил Зуйков. — На «AGFA», на обороте есть фирменные знаки.

«Скорее всего и эти снимки делал Желтовский», — подумал Зуйков, вспомнив, что те, дачные, семейные, сделанные Желтовским, тоже на этой бумаге.

— Установите нынешних владельцев дачи ЦК КПСС.

Зуйков посмотрел на часы, было без восемнадцати шесть. Он позвонил в приемную Фиты. Трубку сняла Голодышина.

— Ада Георгиевна, простите, беспокою еще раз. Это Зуйков. Скажите, пожалуйста, какие у Анатолия Ивановича были служебные телефонные справочники?

— Совминовский, Госдумы и еще один как бы личный, толстый такой, как большой блокнот с алфавитом. Туда он записывал телефоны и адреса. Он у него на письменном столе лежал всегда.

— У меня к вам просьба: просмотрите внимательно все три, не попадутся ли вам такие фамилии: Жигалов, Якимов, Скорино, бывшая госдача ЦК КПСС и генерал… — он назвал фамилию.

— Скорино работала помощницей у Анатолия Ивановича. Она ушла на пенсию. Остальное я посмотрю. Вам сейчас нужно или терпит до завтра?

— Терпит. Мы же увидимся, — пришедшая в голову Зуйкова мысль требовала проверки.

Прошло два дня. Миша не пришел, не звонил. Борис Сергеевич Брустин запаниковал. В голову полезли всякие ужасные истории, которыми жила столица. Утром третьего дня Брустин отправился с письменным заявлением в милицию. Майор, прочитав заявление, стал успокаивать: «Да не паникуйте вы. Ну загулял парень, дело молодое. Появится. У нас таких заявлений полно. Потом выясняется, что исчезнувшие веселились. Бывает и не по два-три дня, по неделям гуляют… Ладно, займемся и вашим сыном».

Брустин видел, что майор с неохотой принял его заявление и понял, что поиск пропавших людей — дело, которым не спешат заняться, есть кое-что поважнее. Но он принял решение. Первое, что надо было сделать — поехать на Мишину работу. Старенький «Москвич» стоял во дворе, Борис Сергеевич прогрел двигатель, проверил в бардачке, на месте ли сумочка, где его и Мишины права и техпаспорт, и поехал на СТО.

Начальник смены сидел у себя в каморке, в которую Брустин прошел через весь цех.

— Вы по какому делу? — спросил начальник смены, разглядывая Брустина и соображая: «Не инвалид ли какой с жалобой. От них всегда чего-нибудь жди».

— Я отец Миши Брустина.

— О! Что это он забастовал? Заболел, что ли?

— Нет. Позавчера он не вернулся с работы. По сей день.

— Как так?

— Не вернулся, не позвонил. Сегодня третий день пошел.

— Да я сам видел, как он запирал свой шкаф, взял сумку с инструментами и ушел. Вместе с Рубеном.

Рубен был Мишиным близким приятелем, вместе ходили в школу, он часто бывал в доме Брустиных.

— Можно поговорить с ним и с другими слесарями, кто был в ту смену?

— Конечно! Идемте.

— Я хотел бы сперва посмотреть его шкафчик. Но у меня нет ключа.

— Откроем.

Они вышли в цех, Брустина сразу окатил шум. Лязгал металл, работали двигатели, с выхлопных труб куда-то под пол уходили насаженные на них толстые шланги.