— Готова заказать?
— Да. Мне, пожалуйста, Кобб-салат.
Крис отдает официанту оба меню.
— А мне бургер. Отлично. И принесите бутылку вина — «Зинфандель» от Роберта Крэга.
— Сию минуту, мистер Мерит, — с поклоном отвечает официант.
— Неужели обойдешься без пива? — удивляюсь, как только остаемся вдвоем.
— Смешивать алкоголь всегда нехорошо, а у меня к тому же в этих краях немало друзей, неспособных понять, как можно променять вино на пиво.
Задумываюсь о том, как хорошо знают Криса служащие отеля: и швейцар, и официант обращаются к нему по имени. В глубине души возникает подозрение. «Никогда не привожу женщин домой». Значит, он привозит их сюда? Здесь раздевает догола, поит и кормит, требуя безусловного повиновения?
— Как часто ты здесь бываешь?
— Пару раз в год. — Он смотрит с легким прищуром, словно читает мои мысли. Ненавижу собственную неспособность скрывать их, ненавижу отвратительный узел в животе, а главное, ненавижу свою реакцию. Не хватает только ревности!
Крис берет с края стола рекламную брошюру и кладет передо мной.
— Вот зачем я сюда езжу.
Смотрю на красочный проспект художественной галереи; затаив дыхание, читаю список представленных художников и вижу имя Криса Мерита. Итак, я только что ошиблась с выводом и даже не смогла скрыть предосудительных переживаний.
— К твоему сведению, Сара, до сегодняшнего дня женщин я сюда не привозил.
Недоверчиво смотрю ему в глаза.
— Ни разу?
— Ни разу.
— В таком случае почему я здесь?
— Тебя надо спросить. Почему ты поехала?
— Потому что ты позвал.
— Уверен, что в твоей жизни было немало мужчин, готовых увезти тебя на край света, но ты их отвергла.
И это правда. После колледжа у меня было немного интимных встреч, а те, что случались, заканчивались катастрофой.
— А я уверена, что множество женщин жаждали получить от тебя еще больше.
Крис внимательно смотрит.
— Но почему пять лет, Сара?
Столь нескромный вопрос вызывает острое чувство неловкости.
— Кажется, кто-то выступал против откровенных бесед?
— С тобой многое происходит иначе.
— Почему?
— Потому что ты — это ты.
— Не понимаю, что это значит.
— И я тоже не понимаю, но надеюсь выяснить.
Грудь странно сжимается. Не хочу испытывать какие-либо чувства, но Крис все равно побуждает меня к этому.
— Когда выяснишь, расскажешь?
Крис улыбается. От великолепной открытой улыбки растрепанные нервы сразу успокаиваются и укладываются ровными рядами.
— Обещаю, что узнаешь первой. — Улыбка быстро меркнет. — Кто он, Сара?
— О ком ты? — уточняю, хотя прекрасно понимаю, что за человек его интересует.
— О том, кто так тебя отделал, что ты целых пять лет провела в безбрачии.
К счастью, от ответа спасает очередное появление официанта. Не хочу говорить о Майкле. Не хочу его вспоминать. Он в далеком прошлом.
Официант ставит на стол два бокала и достает из серебряного ведерка со льдом бутылку вина. Вытаскивает пробку, но Крис не обращает внимания ни на него, ни на «Зинфандель». Сидит, откинувшись на спинку стула, и неотрывно меня рассматривает.
Наконец бутылка открыта. Официант наливает пробу. С видом знатока Крис нюхает вино, поднимает бокал против окна, рассматривает на свет и только потом делает глоток.
— Великолепный выбор, — уверенно хвалит он. — Передайте эксперту мое глубокое почтение.
— Хорошо, мистер Мерит. Непременно передам.
Официант наполняет оба бокала, сдержанно кланяется и уходит.
Вино дарит восхитительно терпкий вкус с фруктовой ноткой, которая мне очень нравится. Крис не сводит с меня внимательных глаз.
— Так кто же он? — Голос звучит сухо, натянуто.
Судорожно вдыхаю и ставлю бокал на стол.
— Это все в прошлом. Не стоит говорить об этом.
— Стоит.
— Крис…
— Кто он, Сара?
— Любимец моего отца. Сын, которого у него не было. — Признание соскальзывает с губ само собой, без моего на то разрешения.
— Сколько ты с ним была?
— Полгода.
— И насколько серьезно?
— Мы были помолвлены.
В глазах вспыхивает удивление.
— Да уж, куда серьезнее.
Прижимаю ладонь ко лбу, но подходящие слова все равно не приходят.
— Ты его любила?
— Нет, — отвечаю без промедления и опускаю руку. — Была ослеплена. Он был на пять лет старше — успешный, уверенный. Именно о таком зяте и мечтал отец.
— А твоя мама?
— Она всегда хотела того, чего хотел отец. А я была готова на все, чтобы доставить удовольствие… ему. — Никак не могу заставить себя произнести имя Майкла, и не потому, что до сих пор испытываю эмоциональную связь. Просто не люблю вспоминать, в кого он меня превратил; точнее, в кого я позволила ему себя превратить.
— Готова на все?
Коротко киваю:
— Даже когда ненавидела его за это.
— Мы говорим о сексе, Сара?
Зажмуриваюсь и пытаюсь восстановить внезапно оборвавшееся дыхание.
— Обо всем.
— Значит, да. Он заставлял тебя делать то, что ты не хотела. — Звучит не как вопрос, а как утверждение.
Открываю глаза.
— Потому что он обращался со мной, как с собственностью. Как будто я существовала на свете только для его удовлетворения.
Лицо Криса остается непроницаемым, почти каменным.
— А как ты чувствуешь себя со мной?
— Живой, — шепчу я без тени сомнения. — Ты даришь ощущение жизни.
Воздух наполняется теплом.
— А ты — мне.