— Ой, Дирк, а я думала, что больше никогда вас не увижу, — выдохнула она.
— Я хочу извиниться, что не попрощался с вами, перед тем как покинул «Полярного охотника».
Поведение Питта и удивило, и порадовало ее. Она-то полагала, что он не испытывает к ней никаких чувств. Теперь же вот все читалось в его зеленых глазах.
— Откуда вы могли знать, насколько были нужны мне? — прошептала она.
Обойдя столик, Питт сел рядом и очень серьезно сказал:
— Теперь я это знаю.
Мэйв отвернулась, избегая его взгляда.
— Вы даже не представляете, в какую беду я попала.
Питт взял руку Мэйв в свою. Впервые он коснулся ее не в официальной обстановке.
— Представляю. Боудикка мне все рассказала.
Самообладание изменило Мэйв.
— Вам? Боудикка? Да как такое возможно? — крикнула она.
Питт встал и заботливо поднял ее со стула:
— Давайте-ка потанцуем, попозже я вам обо всем расскажу.
И свершилось чудо, о котором Питт и не мечтал: он крепко обнял Мэйв, и она прильнула к нему, словно ища опоры. Закрыв на мгновение глаза, он вдохнул аромат ее духов. Запах его парфюма прошелся по ней, словно зыбь по горному озеру. Они танцевали щека к щеке под «Лунную реку» Генри Манчини.[13]
Тихо-тихо Мэйв стала напевать слова:
— «Лунная река, неоглядная ширина. День придет, и я одолею тебя». — Внезапно она напряглась и слегка отстранила Питта. — Вы знаете про моих сыновей?
— Как их зовут?
— Шон и Майкл.
— Ваш отец держит мальчиков в заложниках на острове Гладиатор, с тем чтобы вытягивать из вас сведения о любых озарениях НУМА по поводу массовых убийств на море.
В полном смятении Мэйв уставилась на него, но, прежде чем она успела задать следующий вопрос, Питт снова привлек ее к себе. Вскоре он почувствовал, как обмякло ее тело, и увидел, что по щекам побежали слезы.
— Мне так стыдно. Даже не знаю, куда глаза девать.
— Думайте только о том, что происходит сейчас, — нежно посоветовал он. — Все остальное образуется.
Утешенная, Мэйв снова принялась напевать:
— «Мы душой к одному концу радуги рвемся и к тому повороту несемся, за которым ждет счастья стихия меня: милый друг мой черничный, лунная река и я».
Музыка постепенно стихла. Мэйв откинулась, доверясь крепости его рук, обнимавших ее за талию, и улыбнулась:
— Это ты.
Он вздернул брови:
— Кто я?
— Милый друг мой черничный. Ты — повзрослевший Гекльберри Финн, который по-прежнему плывет на плоту по реке в поисках неведомо чего.
Они продолжали держать друг друга в объятиях и двигаться по танцплощадке, хотя оркестранты ушли на перерыв и другие пары разбрелись по столикам. Ни он, ни она не замечали удивленных взглядов, устремленных на них. На уме у Мэйв крутилось: «Я хочу уйти», — но язык выдал сокровенное:
— Я хочу тебя.
Услышав собственную речь, Мэйв обомлела: «Что я несу!» От стыда кровь прихлынула к шее и лицу, покрытая здоровым загаром кожа потемнела. Но отступать было поздно, да, в общем-то, и не хотелось.
Дирк широко улыбнулся:
— Пожелай ван Флитам доброй ночи. Я выведу машину и буду ждать тебя у входа в клуб. Надеюсь, ты не замерзнешь.
Ван Флиты обменялись понимающими взглядами, когда Мэйв сказала, что уезжает с Питтом. С бешено колотящимся сердцем пересекла она бальный зал, взяла в гардеробной пальто и выскочила из дверей на крыльцо.
Питт стоял около красной машины и расплачивался со служителем клубной стоянки. Машина выглядела так, будто самое ее место на гоночном треке. Если не считать кресел, похожих на самолетные, обивки в салоне не было. Изогнутое ветровое стекло едва ли могло защитить от встречного воздушного потока. Бамперы отсутствовали, а передние колеса прикрывали крылья, которые, как показалось Мэйв, были как у мотоцикла. Запасное колесо крепилось с правой стороны корпуса между крылом и дверцей.
— Ты и в самом деле ездишь на этой штуковине? — спросила она у Питта, подошедшего к крыльцу.
— Да, — прозвучал горделивый ответ.
— И как она называется?
— «Аллард».
— Симпатичная старушка.
— Изготовлена в Англии в тысяча девятьсот пятьдесят втором году, как минимум лет за двадцать пять до твоего рождения. Снабжена большими американскими V-образными двигателями. «Аллард» не знал равных себе среди спортивных машин, пока не появился двухместный «трехсотый» «мерседес».
Питт распахнул крохотную алюминиевую дверцу, и Мэйв скользнула в спартанский салон. Поневоле вытянув ноги почти параллельно полу, она заметила, что на приборной доске нет спидометра — имеются только приборы, сигнализирующие о работе двигателей, и тахометр.
— Она довезет нас туда, куда мы направляемся? — спросила Мэйв с легкой тревогой.
— Не с такими удобствами, зато быстрее звука, — рассмеялся Питт в ответ.
— У нее даже верха нет.
— Я никогда не езжу в дождь. — Питт протянул ей шелковый шарф. — Прикрой голову. На открытом ветру прилично поддувает. И не забудь ремнем пристегнуться. У дверцы со стороны пассажира есть гнусная привычка зевать при крутом левом повороте.