Невидимый

Когда он уходил из школы, на сердце у него было легко. Он чувствовал себя почти счастливым. До летних каникул оставалось совсем немного, их класс расформируют. В седьмой класс он пойдет в школу на другом конце города и избавится от своих мучителей. Это стоило отметить. Дома под комодом он нашел старую скомканную десятку и забрал ее себе. Теперь он купит сластей. И не каких попало. Он собирался дойти до кондитерского магазина возле площади Стура-Торгет. Магазин был похож на старинную лавку, в витрине висели огромные фигурные карамельки. Зайти туда — одно из самых больших удовольствий в жизни. Когда они с сестрой были маленькие, то часто бывали там по субботам с папой. Теперь это случалось все реже и реже. Отец все больше отдалялся от них, замыкался в себе, по мере того как они росли.

Кондитерский магазин манил его, и он почти бегом устремился вперед, к Северным холмам. Он специально выбрал этот путь, потому что так было интереснее. Здесь он представлял себе средневековые бои между шведами и датчанами — как они воевали до последней капли крови. То поднимаясь, то спускаясь по холмам, он забывал обо всех ужасах.

По дороге ему попалась длинная палка, он начал размахивать ею. Представлял себя шведским воином, сражающимся с армией датского короля Вольдемара Аттердага, который завоевал Готланд в четырнадцатом веке, сделав его провинцией Дании. Он был настолько поглощен игрой, что не заметил своих мучителей, наблюдавших за ним с вершины одного из холмов. С диким ревом они скатились вниз и набросились на него. Вчетвером они легко повалили его на землю. Он не мог им противостоять. Он был так растерян, что не смог издать ни звука.

— Ну что, струсил? Поджилки трясутся, жирная свинья? — насмешливо спросила самая ужасная из них, которая была у них заводилой. Остальные злобно хихикали, крепко держа его за руки.

— Ты не собираешься опять обмочиться? Ай-ай, написаешь в штанишки, мама рассердится. Ну да ничего, мы позаботимся об этом!

К его ужасу, она схватила его за ремень и дернула. Когда она стала расстегивать на нем штаны, у него началась истерика. Это было самое ужасное, что могло произойти. Он изо всех сил пытался вырваться, дрыгал ногами и кричал. Все напрасно. Заводила с торжествующим воплем стянула с него брюки. Ему стало стыдно, когда обнажились его ноги и живот. Он попытался укусить руки, державшие его.

— Фу, какой толстяк! Тебе пора худеть, дорогуша!

Она ухватилась за его трусы и стащила их.

— Ой какой маленький петушок! — закричала она, а остальные захохотали.