Невидимый

Я чопорно ответил, что вполне сознаю свою ошибку. Однако нельзя держать под колпаком двух человек. Любовь нуждается в известном просторе. И под конец я выложил ему, как мы провели нашу первую брачную ночь.

— Вот это новости! — пробормотал Хайн, уныло покачивая головой; он уже совсем присмирел.

Я описал ему Сонин ужас и сказал, что посоветовал ей не показываться несколько дней из комнат. Хайн с облегчением одобрил такое распоряжение. Вот и все, на что он оказался способен. Ладно! По крайней мере, я отплатил ему за дерзость, заставил призадуматься. Не скоро забудет!

И действительно, до самого обеда он шагал по своему кабинету из угла в угол. К делам он, несомненно, не притронулся. А когда мы вместе с ним приехали домой обедать, то встретили у входа сумасшедшего — с огромной фиолетовой шишкой на лбу. Хайн покосился на меня, но расспрашивать не посмел. Едва мы с Соней кончили обедать, он поднялся к нам.

— Ну, как? — еще с порога улыбнулся он дочери. — Что наша история с поцелуями? Не собираетесь ли вскоре дать новое представление? Ничего, урок был на славу, могу себе представить! А как сегодня? Лучше, правда? Это у него скоро пройдет. Ведь он просто несчастное создание, Соня, надо ему прощать!

— Да, папочка, он ведет себя уже лучше, — вспыхнув от стыда, солгала Соня.

Однако, расспросив о подробностях, Хайн убедился, что, в сущности, со вчерашнего дня ничего не изменилось. Соня, как мы и задумали, совсем не выходила, Кати по возможности сидела с ней. Невидимый стойко торчал за дверью. Даже пробовал подергать ручку двери — заперто ли.

— К счастью, мы были к этому готовы, — заявила Соня с каким-то торжествующим оттенком в голосе.

— Вот как? — упавшим голосом заметил Хайн. — Раньше он никогда не трогал дверные ручки, если думал, что там кто-то есть… Обычно он входил только в открытые двери!

— Это бы еще ничего. — У Сони, мужественно старавшейся побороть свое отчаяние, даже веки стали влажными. — Хуже всего ночью. Я ужасно боюсь ночи!

— Какой ты ребенок, — неуверенно улыбнулся Хайн. — Ведь с тобой Петр!

— Да, конечно, — согласилась она, — только я опять не смогу заснуть…

На это Хайн не нашелся что ответить. Тогда Соня отважилась спросить:

— А нельзя устроить так, чтоб дядя несколько дней не выходил из своей комнатки? — Она еще попыталась улыбнуться. — Странно все-таки, что взаперти должна сидеть я, когда я ничего плохого не сделала…

Хайн вскипел.

— Боже мой, Соня, ты ведь это не серьезно?! Неужели ты не понимаешь, к чему это приведет, если мы его запрем?

И он перечислил все вероятные беды. Дядюшка выйдет из себя. Придет в ярость. Здоровому человеку легче сносить заключение, чем больному. И потом — что скажет тетя Каролина?

Я усмехнулся свысока. Ну, как же — тетя Каролина! Хайн боится милой тетушки. А Соня, в сущности, права. Держат под замком нормальных, чтоб ненормальные могли колобродить на свободе…

— Папочка слабый человек, — решительно высказалась Соня, когда Хайн ушел.

Я был вполне с ней согласен, хотя и возразил довольно равнодушным тоном, что удивляться его замешательству не следует. Надо признать, что никаких конкретных опасностей, в общем-то, нет. Одна лишь впечатлительность да предположения, неосновательные страхи… А это не убедит никого из разумных людей.

— Ты прав, — с горечью согласилась Соня. — Только я-то — не разумный человек…

Она просидела взаперти больше недели. В общем, нужно сознаться — ее домашний арест себя не оправдал. Удачная мысль, которой так охотно аплодировал Хайн, оказалась ошибочной. Всякий раз, вернувшись с завода, я слышал одно и то же:

— Он опять был здесь. Он здесь все время. Боже мой, сколько же это будет тянуться? Петя, можно я пожалуюсь, до чего я несчастна?

Я иронически улыбался, переводил разговор на другое… А потом расспрашивал Кати. Та утверждала, что помешанный является уже не так часто, но Соня изнервничалась и воображает, будто тот стоит за дверью все время. Соня отсыпалась днем. Поэтому вечером, естественно, не могла заснуть. Только погасим свет — начиналось: «Петя, Петя, слышишь?..» Я очень резко реагировал на ее: «Опять он там! Он там!» — Слова эти действовали на меня, как удары ножом. Я уже тоже был взвинчен — не по милости сумасшедшего, по милости Сони.

У нее появилась новая привычка — просыпаться с криком. Говорить во сне. Будто он хочет ее схватить. Тянется к ней руками. А она бессильна, она не может двинуться, не может защититься… Потом еще новость: ей стало казаться, будто дверь не заперта. Порой мне приходилось вставать среди ночи, чтоб доказать ей обратное. В сущности, я вел себя как очень добрый человек. Исполнял все ее прихоти. Сделалось еженощной церемонией — осматривать квартиру, не спрятался ли где Невидимый. «Посмотри еще в гостиной… в столовой…» И я в ночном белье бродил по комнатам, а она сидела на постели и, обхватив руками поднятые колени и упершись в них подбородком, задумчиво следила за мной.