В микромире, делают вывод физики, не может быть речи о каких-то «кирпичиках» и о разделении «кирпичиков» на «песчинки», потому что одна частица может «состоять» из нескольких других, таких же как она. Все равно что одна булка хлеба состоит из трех таких же по массе и размеру. Несколько одних частиц могут запросто превратиться в несколько других, и даже с еще большей общей массой. Все зависит от энергии, с которой они двигаются, она творит их, непосредственно преобразуется в их массы и формы.
То есть только энергия определяет то, какая частица возникнет в результате столкновения. Только энергия дает им массу, форму и индивидуальность, и ничто, кроме энергии. Все есть энергия, принимающая разные облики, которые мы называем частицами. Все, вся вселенная, говорят физики, есть один колоссальный танец энергии, вибрации.
И тогда невольно ученые стали вспоминать определения религии Индии о том, что весь мир — это один единый ритмичный танец бога Шивы, созидателя и разрушителя.
Вот, например, описание скульптуры этого бога, сделанной в средние века, с раскрытием ее символизма современным физиком (Фритьоф Капра, «Дао физики»):
Итак, все есть единый танец мировой энергии, вибрации. Энергия, вибрация теперь — царь сущего, начало и конец мира, его источник и итог. Вибрация, Звук, Слово, Глас, Логос. «Вначале было слово…», говорит Евангелие.
Все теперь сходилось, новые открытия подтверждали символизм прошлого и помогали его понять.
Но научный прогресс шел еще дальше. Одной энергии физикам уже было недостаточно. Когда-то наукой была отброшена «за ненужностью» теория эфира — субстанции, наполняющей и пронизывающей всю вселенную. Теперь эта субстанция вернулась под названием единого поля.
Так стул или диван, на котором мы сидим, читая книгу, состоит уже не из материи, не из частиц, не из энергии, а, беря еще глубже, — из сгущений поля. Ни больше, ни меньше. < Мальцев С. А., 2003 >
Еще это сравнивается с волнами на поверхности воды. Вот перед нами беспредельная чистая ровная водная гладь. Как огромное зеркало. И кроме него мы ничего не видим, поскольку еще не появилось ни одной «частицы», ничего, что существовало бы вне зеркала. Его глади мы тоже не видим, поскольку на ней нет ни одного изъяна, глазу не за что зацепиться. Все равно, что пустота.