Телега подкатилась вплотную к эшафоту. Широкоплечий силач, облаченный в красный колпак палача, потянул за цепь, подтаскивая поближе к решетке ту, которая неподвижно лежала в центре клетки, свернувшись в плотный клубок. О том, что ведьма еще жива, свидетельствовала лишь мелкая дрожь, временами сотрясавшая ее худое, кожа да кости, тело. Но внезапно девушка встала на ноги и распахнула серые глаза, кажущиеся неправдоподобного огромными на фоне впалых щек.
— Говори! — с нажимом приказал Зорган, многозначительно указывая на приготовленные для костра дрова. — Поведай нам волю богов!
Несколько минут девушка молчала, медитативно покачиваясь и полоумно улыбаясь. А затем ее рот приоткрылся, и из него полился неудержимый поток торопливых слов:
Зорган буквально остолбенел от подобной дерзости. Как, девчонка не убоялась смерти и пошла против его воли?!
— Она врет! — истошно завопил он. — На костер ее!
— На костер сумасшедшую лгунью! — заревела покорная его воле толпа.
Палач вытащил из клетки лишившуюся чувств ведьму и привязал к обложенному дровами столбу.
— На виселицу Вольдемара! — продолжал безумствовать Зорган.
Несчастного юношу водрузили на хлипкую скамеечку, а на шею ему накинули жесткую пеньковую петлю.
— Жги! — оглушительно скомандовал виконт, указывая на ведьму. — Она станет первой!
Палач послушно поднес факел к дровам, щедро политым смолой.
— Стойте! — Внезапно раздавшийся певучий и красивый голос нарушил напряженную тишину, погребальным покрывалом зависшую над площадью. — Именем королевы Смерти приказываю вам остановить казнь!
Толпа удивленно расступилась, образуя свободный проход, по которому спокойно шел высокий, горбатый, но сказочно прекрасный юноша. В руках он сжимал отнюдь не рапиру или топор, а маленькую эльфийскую гитару.
Незнакомец остановился перед эшафотом, обвел холодным взглядом выжидательно притихшую толпу, тронул серебристо зазвеневшие струны гитары и проникновенно запел:
Палач выронил из рук факел и испуганно попятился. Народ начал переглядываться и перешептываться, словно выплывая из глубин тяжелого, кошмарного сна.
Присутствующие на площади женщины протяжно и покаянно завыли, осознав, что чуть не совершили непоправимое. Мужчины недовольно качали головами и прятали повлажневшие глаза. Дворяне смущенно прикрывались платками, а дамы — веерами.
— Разобраться бы надо! — призывно повисло над толпой. — За что ее били-то?! Люди, дивитесь, да она же еще совсем дитя!