Ощущая себя по меньшей мере Ньютоном, я продолжила свои эксперименты. Умудрилась на самой нижней полке холодильника (в этот, весьма сложный для меня ввиду моего физиологического состояния, момент я почувствовала себя Ольгой Корбут) отыскать среди банок со всевозможными маринадами и вареньями бидон с квашеной капустой. Стремясь побыстрее получить желаемый эффект, наложила себе сразу полную чашку, но уже вторая ложка с капустой встала мне поперёк горла.
Тогда я выпила стакан холодного кефира. Затем минут пятнадцать лежала на диване, подобно святым, скорбно сложив на груди руки, и прислушиваясь к своей голове. Она упрямо продолжала болеть.
Кряхтя и спотыкаясь едва ли не на каждом шагу, как столетняя старуха, я опять побрела на кухню. Вновь продемонстрировав кухонным стенам (единственным безмолвным свидетелям моих нечеловеческих потуг) сложный гимнастический трюк, я достала из нижней полки холодильника банку солёных огурцов. Рискуя уронить трёхлитровую ёмкость себе на ноги, я налила полный бокал огуречного рассола и залпом выпила его. При этом меня не покидало жуткое ощущение, что мои, враз онемевшие от холодного напитка, зубы сейчас посыпятся прямо на кухонный пол.
Ради избавления от невыносимой головной боли я была готова в то утро на любые жертвы. Однако, по закону подлости, мне не помогла ни одна, из предпринятых мною экстренных мер. Более того, из-за смешения несовместимых между собой напитков у меня случилось, пардон, расстройство желудка. Но даже и этой напасти, разгневанному моим легкомыслием Господу Богу, показалось мало. На другой день у меня так прихватило горло, что я потеряла голос и не могла ничего толком поесть. Зато головная боль прошла. Правда, за своё выздоровление я заплатила достаточно высокую цену. Но будучи сознательным членом общества, на следующий день с похмелья я на чём свет стоит ругала себя за своё глупое поведение.
Да, я взяла достойный реванш: негодный ветреник Филимонов бы прилюдно посрамлён, а также подвергнут жестоким мукам ревности. И поделом ему! Нечего вводить в опасное заблуждение неопытных порядочных девушек. Ходить без обручального кольца на пальце, выступая в соблазнительной роли холостяка. У нас и так в стране мужчин мало, а тут тебе женатики под ногами путаются, воду мутят.
Я на личном опыте узнала, что значит быть звездой. Честно скажу: тяжела она, шапка Мономаха. Простым людям жить легче и даже приятнее: от повышенного внимания к твоей персоне быстро устаёшь. Короче говоря, игра не стоит свеч.
Мне без особого труда удалось, аккурат перед самым нашим расставанием, возвыситься в глазах своих институтских подруг. Ведь добрая половина из них, разменяв третий десяток, не имела даже самого завалящего жениха (отчасти по причине однородного полового состава нашей студенческой группы). Трёх наших одногруппников я в расчёт не беру, поскольку они позволили себя охомутать уже на первых курсах института, из-за чего, в том числе, у нас в годы учёбы вошли в моду девичники, будь они неладны! Как вспомню последний из них, так до сих пор дрожь от ужаса по телу бежит. Всё-таки не умеем мы, девчонки, нормально веселиться без парней: они одним своим присутствием держат нас в нужном тонусе. Ну а в их отсутствие, чувствуя себя несправедливо обделёнными мужским вниманием, мы начинаем хулиганить.
Только не подумайте, что я себя оправдываю. За свои поступки нужно отвечать, как бы тебе постфактум не было стыдно, когда больше всего на свете хочется поскорее забыть о том, как ты накануне по дурости набедокурила, заявив, подобно тому вору из байки: «Я – не я, и лошадь – не моя». Нет, я ни от чего не отказываюсь: что было, то было.
Моя беда в том, что я редко пью. Правда-правда, не смейтесь! Я принимаю спиртное только по большим праздникам, из-за чего мой организм к нему плохо адаптирован. В переводе на русский язык это означает, что я не умею пить, то бишь не знаю своей нормы. Но как «незнание закона не освобождает от ответственности», так и моё неумение пить порой приводит меня к весьма печальным последствиям.
Зная об этой деликатной особенности моей сверхчувствительной натуры, подружки на вечеринках обычно следили за мной в оба глаза. Но на этот раз они дали маху, поскольку сами напились до беспамятства на радостях от того, что нескончаемым зубрёжкам и предэкзаменационному мандражу пришёл-таки конец. Теперь (конечно, при условии, что кому-то из них придёт в голову заняться педагогической деятельностью) они сами могут с полным правом доводить других до мандража. По закону бумеранга.