— Еще какой! Он и правда меня тут прикрывает. Нравы как в диком лесу.
— Справляетесь?
— А то!
— Тогда по делу. Есть зацепки?
— Была одна. Врач здешний. Женщина, рабыня. Но попала по какой-то юридической глупости, у прежнего владельца была вольнонаемной. Но правами тут пользуется большими. Вроде и в город ходит, когда ей надо, и тут диктует кое-какие порядки. Замкнутая, озлобленная.
— Вот это интересно уже. Особенно то, что ты рассказала. И возможность бывать в городе по первому желанию.
— Но все мои убеждения про эту Рениту пошатнулись только что. Она такое пассивное, потерянное существо… Ее можно пожалеть, но не подозревать.
— Смотри… Такие тихони и бывают опасны.
— Эта нет. Она в лучшем случае опасна самой себе. Забилась в какую-то скорлупу и сидит. На всех оттуда бурчит.
— Бррр, — усмехнулся префект, поражаясь точности характеристик, которые давала всегда поганцам Гайя. — А еще?
— Скорее, могу сказать, кто тут еще не сгнил. Есть несколько ребят, и Марс молодец. Сумел с ними задружиться. А большинству тут не до заговоров. Им бы день прожить, поесть, да заслужить девку в постель. А если еще и миновал валентрудий, то жизнь удалась.
— Милое место, — усмехнулся префект. — Так что давайте тут с Марсом не задерживайтесь. И да, если кого стоящего действительно тут найдете, а не расходный агентурный материал, то не сомневайся, можешь себе в отряд забирать.
— А гражданство? Они же если и могут, то только через вольноотпущенничество, и то во вспомогательные когорты.
— Сейчас не время все это обсуждать, но у любых законов, даже римских. Есть лазейки. Рудиарий тоже вольноотпущенник. Это раз. А два, это то, что все же у нас и назначение специальное, так что разберемся. Порешаем в особом порядке. Лишь бы ты не промахнулась в выборе.
— Не промахнусь.
— Не сомневаюсь. И вот что еще наши ребята нарыли. Мы же там тоже не сидим сложа руки и поедая кровяную колбасу из соседней термополии, — он наклонился к ней еще ближе, делая вид, что страстно обнимает и целует девушку, наслаждаясь каждым дигитусом ее совершенного тела.
Гайя слушала, впитывая каждое слово, каждый нюанс. Если бы ее тело не было бы обработано по римским обычаям, а было бы таким, как у германских пленниц, покрыто волосами не только на голове, то шевелились бы они от ужаса везде.
— Усвоила? — префект легонько ударил ее по носу кончиком пальца и поцеловал в этот вздернутый носик.
Она кивнула, сосредоточенно прикусив пухлую нижнюю губу и сразу став серьезной и суровой, как и положено центуриону спецотряда по охране Императора Великого Рима.
— И постарайся не дать погубить этого юношу, Вариния. Вот уж ни за что попал парень. Его отца я лично не знал, но слышал о нем. Жесткий и принципиальный был мужик, настоящий римский офицер. Есть надежда, что по всему, сын в него. Понимаю, центурион, вам с Марсом сейчас до себя и до задания, а тут еще и это. Но что поделать, служба у нас такая, — он обнял ее напоследок, крепко прижав к груди. — А теперь беги к ребятам. Насколько я понял, вам же сегодня дадут попраздновать ваши победы? Вот и пользуйся случаем. Слушай. Наблюдай.
Она вздохнула и выскользнула за дверь.
Таранис неслышными шагами подошел к окну валентрудия, выходящему во внутренний двор. Сюда почти не доносились звуки веселья — взрывы мужского хохота и визгливый смех девушек-рабынь.
— Ренита? Ты спишь? — он тихо постучал в окно и, не дождавшись ответа, заглянул туда.
Врач что-то писала в большом кодикиллусе, стило летало над слоем воска, оставляя резкие и четкие пометки. Временами она сверялась с большим свитком, лежащим перед ней поперек стола.
На его стук она подняла голову:
— Гайя?
— Гайя? — в свою очередь удивился Таранис. — Ты ее ждешь?!
Ренита замялась, но он сам ответил за нее:
— Она вроде жива и здорова. Я видел, как она бежала через портик главного здания. В простыне, правда, но бежала быстро и ровно.
И, словно, в подтверждение его слов, в дверь валентрудия постучали.
— Да, — отозвалась Ренита.
— Это я, — быстро, не заходя, засунула в дверь голову Гайя. — Все хорошо. Можешь спать спокойно.
— И…
— Без этих «и…», — весело шепнула девушка. — Он пожилой и измученный старыми ранами человек. Так что просто потешил свое самолюбие. И хватит об этом. А тебе отдельно буду благодарна, если никому об этом не будешь болтать. Поймаю, уши надеру.
Последняя фраза была сказана таким веселым тоном, что невольно улыбнулась и Ренита. Гайя уже убежала, а Таранис любовался этой тенью улыбки, вдруг осветившей хмурое и полусонное лицо врача их лудуса.
Он решился и шагнул вперед, протягивая ей полураскрывшийся бутон троянды на толстом, лишенном шипов стебле.
Она не решалась протянуть руки к цветку, предчувствуя какой-то подвох, и он подбодрил ее:
— Это тебе. Он похож на тебя. Тоже прячется в зеленых мохнатых листьях, а сам розовый и нежный.
— Он колючий.
— Я оборвал шипы.
— Он быстро завянет.
— Он еще не распустился. И что вообще для тебя быстро? Следующие бои через два дня, и я могу не вернуться. Позволь мне любить тебя сейчас, не откладывая на потом.