Невеста смерти

— Он напоминает тебя в юности. Вихры, царапины и несгибаемая воля, — он улыбнулся, вспомнив представшую перед ним впервые восемнадцатилетнюю Гайю, и тут же помрачнеет. — Нет у него матери, выяснили уже. С братом старшим растет, чеканщиком, что для сбруи украшения делает. Тут же весь квартал по упряжи. Улица и та Шорников.

Он задумался, ни к месту вспомнив о своей племяннице — подумал, что так и не заметил, как девочка выросла, скоро уже выдавать замуж, а он так ни разу с ней по душам не поговорил за те полгода, что вернулся из похода и занял эту сумашедшую должность.

— Разрешите идти? — вывел его из задумчивости немного усталый голос Гайи.

— Да. Отдыхай.

Она попыталась отыскать глазами того коня, на котором примчалась сюда и вспомнить, кому именно из молодых бойцов отдала свои доспехи, идя в заложники.

— Центурион, — солдат с ее доспехами в руках возник как из-под земли. — Твоя форма. И… Тебе бы на перевязку…

— Благодарю. За то, что сберег мои доспехи. А направлять куда-то старшего по должности и званию я б не советовала, — вымолвила она сухо, борясь с накатывающими приступами тошноты, и тут же пожалела, потому что недавно поступивший на службу преторианец совершенно не заслуживал такого обращения. Она обернулась к уходящему от нее юноше, окликнула:

— Ты не видел Дария?

— Он задержанных допрашивал вроде.

— Проводишь?

— Да, они в портике термополии на углу, там штаб был. Сенатор приезжал, который этот район опекает. Злой, лысый, толстый. Ногами топал, обещал всех тут повесить и живьем закопать, что детей не уберегли.

— Ну, это он погорячился, — в раздумье протянула Гайя.

Дарий сам заметил ее:

— Гайя! Жива! Ну, иди, брат, дай обниму, — и остановился, уже обхватив ее плечи и заметив кровь. — Так. Знакомая картина. Давай-ка, я все быстро сделаю, а сверху доспехи сейчас наденешь, видно не будет. Давай, давай, пока подол еще не намок.

Он разрезал тунику, которую не успел располосовать Марс, срезал и пропитанный кровью, скрутившийся бинт, вытащил из-под туники, бросил в стоящий рядом уринарий.

— Сам ненавижу, когда кто-то жалеет. И не люблю, чтоб кто-то видел, что ранен. Сразу чувствуешь себя легкой добычей в руках других.

— Согласна, — она нашла силы улыбнуться другу.

Дарий уверенными движениями быстро наложил прочную повязку, поцокав языком, когда разглядел саму рану:

— Слушай, тут все хреново… Все разорвано.

— Знаю, — прервала она его. — Давай скорее… После разберемся.

— С огнем играешь, — покачал головой Дарий. — Впрочем, я тебе это еще в лудусе говорил. Только ж ты никого не слушаешь.

Они вскочили на коней.

Марс ехал неподалеку, но Гайя была так зла на него, что не сделал попытки даже приблизиться, а когда он направил коня в ее сторону, то так сжала бока своего скакуна коленками, что он вынес ее далеко вперед всего отряда, двигавшегося не строем, а просто так — они могли себе это позволить.

День заканчивался…

И уже в палатке, когда они все обмылись, поужинали и готовились ко сну, она все также не смотрела в сторону Марса, не замечая, как он мучается, смотрит на нее со своей койки, не в силах заснуть и не решаясь снова подойти к ней. Пока он раздумывал, плечи Гайи, видневшиеся из-под простого грубого одеяла, стали подниматься равномернее — измученная всеми событиями девушка заснула, и он не стал ее тревожить.

Но заснуть сам Марс так и не смог. Среди ночи, чувствуя, что сходит с ума, он выскользнул из-под одеяла и неслышными шагами приблизился к койке Гайи. Он едва коснулся ее просыхающих после мытья волос, вдохнул их пряный лотосовый запах, не заметив, что Дарий, проснувшийся от движения воздуха, вызванного его перемещениями по палатке, смотрит в интересом и удивлением.

Но все оборвала букцина…

* * *

Рагнар к заключению в карцер отнесся как к само собой разумеющемуся. Не первый раз тут. Да и подвесили его сегодня значительно мягче — он хотя бы мог справить надобности по-человечески, а не обливать себя, как в прошлый раз.

Он проверил прочность кандалов — оружейник и кузнец в лудусе работали на совесть.

Его обвинили в убийстве трех человек — и выглядело это логично, так как камера его, а Гайя все же на положении больной была, и поверили скорее, что это он один раскидал трех насильников, чем израненная девушка. Он не стал спорить и все подтвердил — так лучше для Гайи.

Он коротал время, раздумывая о Юлии, вспоминая ее губы, кожу, запах шелковых волос, нежный тихий смех. Забываясь коротким сном, он чувствовал на своей груди прикосновения ее пальчиков, и это было сладкой пыткой для мужчины.

Единственное, что его угнетало — подходил к концу второй день его заключения, а это означало, что бои были сегодня утром. И его тревожила судьба Тараниса и Вариния — вывели ли их на арену. Насчет Гайи он даже не беспокоился — только безумец погнал бы ее на арену ближайший месяц. А вот опасения, что Таранис все же исполнит свою мечту и встретится на арене с Вульфриком, его терзали.

Дверь карцера заскрипела и пустила луч света:

— Еще жив? — раздался насмешливый голос.