— Так что за девушка все же? Рассажи мне о ней…
И по мере неторопливого, обстоятельного рассказа Рагнара она то была готова вскочить и бежать, но, наоборот, успокаивалась. Окончательно успокоило ее то, что Рагнар с искренней убежденностью не собирался покушаться на невинность девушки и, похоже, всерьез за нее волновался сам. Но то, что Юлия, пользуясь мягкотелостью милой и доброй Гортензии, жизнь проведшей в четырех стенах дома с прялкой и вышиванием, обводит тетку вокруг пальца и бывает в сомнительных местах, ее насторожило.
Надеяться на то, что префект лично займется воспитанием племянницы, нечего было и надеяться — слишком жестко их встретил Рим, погрязший в заговорах и разврате. Но Юлия, которую Гайя видела несколько раз, когда посещала жилище командира по его приглашению, была ей симпатична — именно своей неиспорченностью, за которой таились еще нереализованная решительность и целеустремленность. Девочка была умна и неплохо образована — чем и напомнила Гайе ее самою в те же семнадцать. И, вспомнив себя, Гайя тогда подумала, что если Юлии представится случай принимать какие-то важные решения, то она их примет и воплотит в жизнь. И вот, похоже, этот день настал — иначе зачем бы племяннице префекта преторианской гвардии приходить тайком в лудус. Гайя была в ужасе еще и от того, что угроза исходила, конечно, не от Рагнара — но перед глазами встал избитый до потери сознания Вариний… «А что, если они вызнают, кто она такая, и станут пытать? Или попытаются шантажировать командира? Ее даже не обязательно бить, достаточно представить всему городу убедительные доказательства, что воспитанница, приемная дочь командира личной гвардии императора спит с гладиаторами…», — Гайя ощутила снов безумную головную боль и уже не смогла сдержать стон.
— Что ты? — всполошился Рагнар. — Слушай, а ведь тебе же лежать плашмя нельзя! Я это хорошо запомнил!
Он показал ей на узкий шрам на левой стороне груди, ближе к середине.
— Сердце? Как ты выжил? — она коснулась его груди своими тонкими сильными пальцами.
Рагнар с удивлением понял, что с Гайей он не чувствует ничего особенного — а даже мысль о Юлии, даже произнесенное вслух ее имя дарили ему тепло.
— У меня сердце справа. Это не важно. Важно, что тебе лучше будет, если ты будешь полусидя. Давай. Я сейчас плащи сверну тебе под спину, — и он легко, как пушинку, приподнял Гайю, даже не потревожив повязку, и устроил поудобнее. — Так лучше?
— Да, спасибо. А почему ты так со мной решил возиться? Может, мне было бы лучше лежать у Рениты вместе с остальными ребятами?
— Если ты хочешь, то конечно. Если тебе неприятно быть рядом со мной. Но я обещал Марсу, что присмотрю за тобой и буду оберегать.
— Оберегать от чего? И да… Марсу? Что именно? И когда?
— Я же сказал, — втолковывал он ей, как маленькой. — Присматривать за тобой и охранять. Он очень волновался, оставляя тебя здесь. Он словно готовился умереть. И теперь, когда он погиб…
— Рагнар, — она сжала его широкую ладонь. — Ты же знаешь, кто мы. Ты же мне поверил тогда?
— Не совсем. Но верю теперь все больше и больше.
— Поверь и в этот раз. Марс жив. В лучшем случае у него ожог на ноге. Мы просто вывели его из игры.
— Вот как? А почему он мне этого не сказал? Значит, вся ваша ссора была только игрой? Как и любовь?
— Нет, — она отвернулась к стене, скрывая непрошенные слезы, и сразу почувствовала себя такой маленькой, жалкой, изувеченной, что слезы покатились по щекам и зашуршали в соломе.
— Ну вот, — добродушно протянул Рагнар. — Такой могучий воин и плачет. Ну же, давай, хватит.
Она всхлипнула еще раз, останавлваясь и заставляя свои глаза высохнуть немедленно:
— Давай-ка мы о Юлии лучше поговорим еще. Я прошу тебя, сделай так, чтобы она больше сюда не приходила. Ты мне сейчас расскзал странную историю про сватовство в море. Значит она тебе совершенно не нужна, раз есть какая-то невеста в Риме. А ты точно уверен? Сколько тебе тогда было?
— Двенадцать.
— А сейчас?
— Двадцать восемь.
— Да девочка за это время могла умереть, ее могли выдать замуж и отдать в жрицы. Ты имени не знаешь. А как тебя должны узнать ее родители?
— Имя записано у меня на руке, — он вытянул свою татуированную руку и поиграл мускулами. — И имя ее отца, и обстоятельства того боя, где мой отец спас жизнь римскому офицеру в морском сражении.
— А прочитать? И все встало бы на свои места.
— К сожалению, это тайное письмо наших жрецов. Отец погиб, не успев научить меня. Потом надо было защищать наши поселения, и учиться было некогда, я жил с мечом в одной руке и копьем в другой. А после и я сам в плен попал, и уже наших жрецов не встречу.
— Тогда забудь. Живи, как живется.
— А обещание?
— Не ты же обещал. Это твоему отцу пообещали выдать замуж дочь. Да ту дочь кто-то спросил?
— Не злись. От этого жар подниматся, — огрызнулся на нее Рагнар, а его изумрудные глаза потемнели, как лесная трава.
И вот девочка стояла перед ним — тоненькая, большеглазая и разгневанная.
— Ты не хочешь меня видеть, потому что любишь ее?