Невеста по ошибке

         - Вы и дня не женаты. Чем такая кроткая девушка смогла тебя вывести?

         - Это не девушка, - буркнул Генрих, - это наказание небес. За что только?

         - Луиза? – густые брови отца, Людвига фор Дартант, герцога Армийского, поползли вверх в театральном жесте. – Ты уверен, что мы говорим об одной и той же Луизе?

         Генрих раздосадовано дернул плечом:

         - Нет. Это не Луиза. Я, Бездна, не знаю, кто она! Произошло вмешательство богов! Та, кто в ней сидит, тоже женщина, но не Луиза.

         Он ожидал от отца какой угодно реакции: страха, настороженности, удивления, но только не смеха.

         Смеялся отец недолго, но весело и задорно. Обижаться на такое поведение Генриху не хотелось. А вот понять его надо было бы.

         - И что это было? – буркнул он, едва отец успокоился.

         - Пророчество сбылось, то самое, родовое, которое пифия выдала через час после твоего появления на свет, - хмыкнул отец. – Пойдем, познакомлю тебя с ним.

***

         Деревянная лестница с простыми, но, на первый взгляд, надежными периллами, вела вниз. Там, в полутьме, словно в фильме ужасов, разливался широкой полосой неяркий свет. Ира мгновенно вспомнила голливудские страшилки, недовольно передернула плечами и решительно встала на первую ступеньку. В конце концов, надо мыслить логически: вряд ли ее выдернули из родного мира, чтобы убить здесь. Такими мыслями Ира бодрила себя, аккуратно переступая со ступеньки на ступеньку.

         Лестница закончилась, перед Ирой открылся коридор, утопавший в мягком рассеянном свете. И ни одной двери.

         - Огуречик, огуречик, - насмешливо пробормотала Ира, внимательно осматриваясь, - не ходи на тот конечик. Там мышка живет, тебе хвостик отгрызет. Эй, мышки с огуречиками, ау! Есть кто живой?!

         Молчание было ей ответом. Ира обернулась, собираясь вернуться наверх, и в изумлении уставилась на совершенно гладкую стену за спиной.

         - Что за… Народ, это уже не смешно!

         Опять тишина.

         - Ну ладно, - пробормотала Ира, - вы сами напросились.

         Отец твердил, что ее пение способно уложить в гроб любого. Ну, или вытащить из гроба. В зависимости от степени «оживленности». Кто бы с Ирой ни играл, он явно следил за ее реакцией. А значит…

         Ира набрала в грудь побольше воздуха и запела:

Расцветали яблони и груши,

Поплыли туманы над рекой.

Выходила на берег Катюша,

На высокий берег на крутой[1].

         Пела она правильно, точно попадая в ноты, как и положено учительнице музыке. И вроде все верно, как и должно быть. Но… Громко. Тихо петь Ира не умела. А потому на ее уроках дети обычно сидели как можно дальше от любимой учительницы, когда та решала продемонстрировать им свои музыкальные таланты.

         - Все, все, сдаюсь. Не ори.

         Незнакомый голос, вроде бы мужской, раздался, когда Ира закончила петь первый куплет.

         - Ненадолго тебя хватило, - усмехнулась она, разглядывая мелкого и щуплого старичка, появившегося перед ней, словно вылезшего из земли.

         - Ты так орешь, - поморщился тот, - что ничье терпение не выдержит.

         - А вот не надо было заводить меня непонятно куда, - хмыкнула Ира. – Ты кто?

         - Домовой я местный. А ты? Тело одно, душа другая. Неместная душа-то.

         - Вот у местных богов и спрашивай, что и зачем они натворили, - пожала плечами начитанная Ира.

[1] «Катюша». Популярная советская песня, один из неформальных символов Великой Отечественной войны.

Пифий, как называли вежливо местных ведьм, Генрих терпеть не мог. Гадалки с завышенным самомнением, чересчур умничавшие нахалки, так он костерил их про себя. При правителях империи пифиям воздавались почет и уважение, их услугами пользовались все представители известных родов. Генрих же, будь его воля, отправил бы их куда подальше, чтобы и духу их в империи не было.

         Склочные, завистливые, горделивые, пифии обычно самые первые без приглашения являлись к младенцам и выд

Глава 4

авали пророчества, родовые, чтоб их! Считалось, что до того как пророчество сбудется, ребенок не имеет права узнать его текст. Иначе… Нет, никаких кар небесных не ожидалось. А вот жизнь якобы могла пойти под откос.

         Генрих, как и положено, о пророчестве не знал. Слышал только краем уха, что оно как-то связано с его будущей супругой и их возможной счастливой жизнью. Поэтому и тянул до последнего, перебирая невест, стараясь подобрать потише, попроще, поспокойней. И вот теперь отец, отсмеявшись, заявил, что пророчество сбылось!

         Генрих шел за отцом, про себя ругаясь на все лады. Он уже догадывался, что пророчество напрямую связано с незнакомкой, появившейся в теле его жены, и ему заранее хотелось прибить всех пифий, разнести к демонам их жилище, а самому отправиться куда-нибудь в бордель. К девочкам и выпивке.

         Родители жили в дальнем крыле дворца. Вернее, жили-то они отдельно, в своем собственном доме, в столице – отец занимал пост советника императора. А вот когда появлялись навестить непутевое чадо, то останавливались в крыле подальше, чтобы, как однажды витиевато выразилась мать, «не видеть творимого тобой разврата».