Воины завели меня в левое крыло пирамиды, на один из верхних этажей. Пока мы шли, я успела настолько потерять ориентацию, что ни за что не нашла бы выход самостоятельно. Изнутри жилище жрецов больше походило на муравейник, или гудящий улей с многочисленными переходами, комнатами и лестницами.
— Ой, а это кто? — я остановилась возле портрета незнакомой женщины.
Молодая, очень привлекательная. С длинными русыми волосами и очаровательной улыбкой. В одной руке она держала свиток, в другой — золоченый ларец.
Но больше всего меня поразили ее глаза. Они смотрели внимательно, не по возрасту мудро. И так… знакомо!
— Тамани!.. — благоговейно произнесли посланники. Славная дочь Великой Матери.
Ого-го себе, похоже, эта дам с портрета — еще одна богиня. Хотя выглядит едва ли старше меня. Интересно, что такого она совершила, раз ее портрет висит на почетном месте?
— Нас ждут! — напомнили мне и не слишком вежливо толкнули в спину.
Я шла и подавляла желание оглянуться. Великая дочь какой-то там богини завладела моими мыслями. Казалось, она наблюдает за мной. Приглядывает.
Возле массивной, обитой шелком двери стояли двое слуг с металлическими саблями.
— У Амулы пополнение, — пробормотал мой провожатый и поклонился.
Судя по учтивому тону и поведению, прислужники гарема занимали не последние должности в иерархии Калкиных прихвостней.
Как-то Фил обмолвился, что за его матерью в гареме присматривали скопцы. Только им позволялось любоваться на избранниц жрецов.
— Ее давно ждут, — пробормотал привратник и трижды постучал в дверь рукоятью сабли.
— Введите! — послышался мелодичный голос самой Амулы.
Похоже, никто в пирамиде не сомневался, что я соглашусь приехать. И уже приготовили прием. Страшно представить, что может взбрести в голову избалованным жрецам-сластолюбцам.
— Входи, не стой на пороге! — произнесла Амула через приоткрытую дверь.
Сама наружу не вышла. Наверняка ей, как и другим обитательницам гарема, не разрешалось видеться с посторонними мужчинами. Скопцы в расчет не идут, разумеется.
Я нерешительно вошла в покои. После яркого света коридора глаза не сразу привыкли к царившему полумраку. «Будуар» повелительницы гарема освещался ароматизированными свечами, отраженными во множестве зеркал, установленных по периметру комнаты.
— Здрасьти, — неохотно поздоровалась я.
Почувствовала, как ноги утопают в мягком ворсе ковра. Давно мои огрубевшие ступни не касались ничего подобного.
— Проходи, присаживайся, — тон Амулы был любезным, но в нем не было ни капли тела или участия. Скорее равнодушие и плохо скрываемое презрение.
Я плюхнулась на ту кушетку, что стояла ближе, и придирчиво обвела взглядом комнату.
— Красиво тут у тебя. Богато.
Небольшую уютную комнату заполняла старинная мебель из окованного железом дерева. Помимо зеркал, стены украшали картины в золоченых рамках. На них, сплетясь в причудливых позах, застыли во времени вечные любовники — плоды неудержимой эротической фантазии мастеров ушедшей эпохи.
Хозяйка комнаты, полуобнаженная и прекрасная, сидела на низкой софе. Рядом с ней, на резном столике с коваными ножками, стояли кувшины, пустой калебас и целое блюдо сладостей. До безумия похожих на сухофрукты из моего мира. Оставалось только гадать, что это за дрянь на самом деле.
Амула смерила меня презрительным взглядом, схватила со стола веер и принялась лениво обмахиваться.
— Советую быть со мною полюбезнее, — посоветовала она. — От меня зависит твое будущее. Наши повелители доверяют Амуле в вопросе воспитания достойных жен. Не понравишься мне — не понравишься им.
Прекрасно осознавая, что сильно испачкалась за время путешествия до пирамиды, я нарочито вальяжно раскинулась на кушетке и закинула ногу на ногу. Эдакая светская тараканиха высшего общества Капулы.
— Мне нечему у тебя поучиться, — возразила я Амуле. — Дарить любовь буду только своему мужу, Филу. Жрецы могут что угодно делать с моим телом. Но пусть не ждут страсти и ласки.
Веер в руке Амулы задвигался энергичнее. На ее лице отобразились удивление и ярость. Она напомнила мне кота Аришки, слизнувшего с суши рыбу вместе с васаби. Бедный Персик, как он тогда настрадался: и выплюнуть жалко, и жевать сил нет. Так, глотая слезы и шипя, он и стрескал разнесчастный ужин.
Вот и Амуле придется проглотить мое решение. По сути, она такая же наложница жрецов, только с гонором.
— И ты на самом деле полагаешь, будто сможешь игнорировать жрецов? — Амула фыркнула и потянулась за калебасом. — Даже Неруна?
— Уверена на все сто! — заявила я и впилась взглядом в брюнетку.
Та рассмеялась. Заливисто так, противненько. Будто в горле у нее чудо-колокол сгинул, и она никак его обратно не вытащит.
— Охотник тебя так выдрессировал? — язвительно заметила Амула. — Он всего лишь жалкий варвар, сын предателя.
Никто не смеет оскорблять моего мужа! Тем более, эта чернявая нахалка. Я вскочила и одним прыжком преодолела разделявшее нас пространство. Угрожающе нависла над ней и на секунду задумалась: разрешается ли одалисскам драться?.. Вряд ли.