Невеста младшего брата

— Это для Риты, — вкладывает украшение в мою ладонь. — А это, — достает тонкую жемчужную нить, — для внучки. Подрастет, пусть носит и вспоминает про бабушку. Не знаю, увижу ли я ее вживую, — с ее ресниц опять срываются слезы.

— Съезди к ним в больницу. Я дам адрес.

— Я навредить боюсь, Радик. Если Касьянов узнает. Мне даже представить страшно, что будет с вами.

— Тогда ты можешь прилететь к нам. Мы будем рады, а ему туда дорога закрыта.

— Правда? — утвердительно киваю.

— Да. Прилетишь? — глажу ее по ладоням.

— Конечно, — зажимает в моей руке подарки для девчонок.

— Не плачь больше. С Лексом все нормально, он становится самостоятельным. У меня тоже все хорошо. Нет поводов для слёз, — заверяю ее.

— Я не буду… Не буду плакать, — вытирает слезы ладонями. — Не буду больше. Обещаю тебе.

Пересылаю на ее телефон фотографию Евы. Потом еще накидаю. Пусть хотя бы так пока смотрит на внучку.

— Радик, тебе нужны деньги? На дочку, на Риту, на жизнь? Я могу снять, сколько нужно и передать, пока вы не улетели. Отец не узнает. Он без твоей помощи совсем поселился на работе.

— Не дури, мам. Еще я деньги у тебя не брал.

— Папа же все счета перекрыл.

— Не переживай. Я работаю, нам на все хватает.

Мы пьём с ней чай прямо на кухне. Я стараюсь компактно рассказать, как мы сейчас живем. Она все впитывает, улыбается и правда старается больше не плакать.

— Тебе пора, — вздыхает мама, увидев, как я смотрю в телефон. Рита прислала список того, что нужно привезти им в роддом.

— Да. Надо еще в магазин заскочить.

— Не уходи, — встает и быстро уходит на второй этаж. Возвращается со своим кошельком, перебирает карты. — Вот она, возьми, — протягивает мне кусок пластика.

— Мама, я же сказал, не возьму ни копейки! — отодвигаю от себя карту.

— Там немного. Я в тайне от отца скопила. Это для внучки. Накупи ей всякого от бабушки, карту просто порежь потом и выброси. — уговаривает она.

— Хорошо, ты мне хоть сумму назови, чтобы я знал, когда резать.

Она присылает мне сообщением ПИН-код и сумму на карте. По ее меркам немного, по моим теперь очень прилично. Обнимаю ее, благодарю и еще раз говорю, что это было необязательно, но ей хочется хоть так принять участие и я не лишаю ее радости сделать внучке подарок.

Мать провожает меня до ворот.

Уже привычно добираюсь до банкомата и сразу снимаю все, что подарила Еве бабушка. Иначе отец узнает, и история с блокировкой повторится. Еще и матери достанется. Завтра эти деньги поменяю на евро. Сегодня уже не успею.

Закупаюсь всем необходимым и еду к своей семье. Рите надо сообщить еще одну новость. Я ведь так и не сказал ей, что у них с Алексом ничего не было.

Моих девчонок перевели в другую палату. Захожу и залипаю на красивую картинку. Рита кормит дочку. Малышка сладко причмокивает и кряхтит, а Рита светится вся, улыбается, глядя на нашу Еву.

Почувствовав мой взгляд, поднимает свой.

— Папа вернулся, — шепчет крохотному, сопящему свертку.

— Я все привез, — показываю на два больших пакета. — Как вы тут? Справлялась без меня?

— Да. Даже пеленки уже сама поменяла. Представляешь? — столько восторга в глазах, будто ей подарили лимузин, не меньше.

— Пока не очень. Научишь меня потом. Тебе большой привет от твоей мамы и от моей тоже.

— Ты дома был? А отец? — тут же напрягается она. Дочка выпускает изо рта сосок и начинает хныкать.

— Его не было. Мама твоя молодец. Рассказал, что у нее родилась внучка…

— А она? — нетерпеливо ерзает Ритка.

— А она счастлива и обещала бороться ради вас.

Разбираю пакеты, пока она заканчивает кормление. Хочет встать, а для меня это повод наконец взять малышку на руки. Тщательно мою их, надеваю халат, чтобы не прижимать малышку к уличной одежде.

— Сразу видно, врач, — хихикает Рита и аккуратно передает мне Еву.

Дыхание застревает в груди, внутри все дрожит и трепещет сумасшедшими счастливыми бабочками. Под кожей щекотно покалывает от волнения, а сердце разгоняется до неприличных оборотов. Правильные эмоции стали включаться… безграничная радость, теплое, уютное счастье с нотками неверия — это мое. Моя дочь. Настоящая, живая, самая красивая в своих смешных пеленках с желтыми уточками и великоватым ей чепчиком.

— Ты такой трогательный, — шмыгает носом Маргаритка, глядя на нас с Евой. — Она в твоих руках кажется еще меньше.

Наклоняюсь и осторожно прижимаюсь губами к лобику дочки. Она недовольно ворочается, а я не могу надышаться сладковато - молочным детским запахом. Во мне просыпаются инстинкты: «Защищать любой ценой», и отцовская жадность: «Это моя дочка!»

Держа ее на руках, сажусь рядом с кроватью Риты. Она поглаживает малышку ладошкой, но не забирает.

— Это наша дочь, Рит, — говорю ей тихо.

— Наша, — шёпотом отвечает она.

— Я не об этом. Ты и Лекс… Тогда у вас ничего не было. Этот придурок создал видимость вашего секса, чтобы мы с тобой хорошо помучались. У него получилось, — вздыхаю, снова целуя свою Еву.

— Это он тебе так сказал? — она не верит. Слишком долго жила в этом страхе.

— Да. Такие эмоции, которые я видел, невозможно подделать.