Невеста мастера

Она убедила Элспет, что ее не нужно провожать, она сама найдет дорогу до дому, и вот теперь она гуляла по парку, почти бессознательно коллекционируя образы для своих будущих картин: округлая щека ребенка, лучи света, пробивающиеся через листву, фигура старца в высоком цилиндре… Внезапно она остановилась — перед ней возвышалась громадина Дома Латэмов.

Вот это да! Как же она сюда забрела? Не иначе, как какой-то подсознательный импульс… Почувствовав легкую слабость в ногах, она опустилась на краешек скамейки, у самого выхода из парка на Бикон-стрит. На секунду она представила себе, как пересекает улицу, ударяет в большой медный гонг у подъезда, входит в величественный вестибюль и… восстанавливает мир со своим дедушкой…

Да нет, он же ей никакой не дедушка, напомнила она сама себе, нервно перебирая бахрому своего ридикюля. Нет, если она действительно Лили Янг, а не дочь Джеймса Латэма. Так, во всяком случае, утверждает преподобный Тейт. А ведь она какое-то время считала себя членом его семьи. И теперь медальон с портретом Джеймса был при ней, правда, скрытый под корсажем ее платья. Лок настаивал, чтобы она перестала его носить, но она не в силах порвать эту ниточку. Алекс Латэм, конечно, грубиян и вообще… но ведь она уже почти полюбила старикана до того, как все это началось…

Но теперь ей нечего ему сказать, во всяком случае, такого, чтобы он понял. Впрочем, они оба виноваты; Алекс, конечно, немало над ней покуражился, ну да ладно, хотелось бы надеяться, что его здоровье не так плохо, как об этом поговаривали. Она вздохнула, и какой-то сладковато-знакомый запах защекотал ей ноздри. Нет, не может быть — в такой чудесный день!

— Опять витаешь в облаках, как обычно, Лили? — послышался мягко-вкрадчивый голос преподобного Тейта. — Это нехороший признак, дитя мое!

Констанс зажала ладонью рот, чтобы не закричать, и вжалась в спинку скамейки. Он был в своем обычном, белоснежном одеянии, в широкополой соломенной шляпе, с раскрытым зонтиком — его молочно-белая кожа не выносила солнца. Даже на открытом воздухе запах его туалетной воды буквально удушал — наследственный порок не только одарил его кожей альбиноса, но и начисто лишил обоняния.

Слава Богу, он не почувствует, что от меня пахнет шерри! — почему-то вдруг подумала она.

— Ну, дитя? — Дымчатые стекла очков скрывали выражение его глаз, но в тоне вопроса послышалось нетерпение. Констанс хорошо помнила, что за этим обычно следовало.

— Чем же ты хочешь порадовать своего дядюшку?

— Д-дядя Са-а-йрус… — Это было все, что она смогла выдавить из себя. Во рту сразу пересохло. В бессильном ужасе она увидела, что он садится рядом с ней и придвигается поближе — в какой-то интимно-заговорщической манере.

— Я давно ждал тебя, Лили. Жаль, что ты так долго собиралась.

— Я… что? — Она замотала головой, как немая. — Куда?

— Я видел, как ты собираешься с силами, чтобы предстать передо мной. Оттуда — из окна гостиной. Там такой хороший обзор — да ты же сама знаешь.

— Там? — механически повторила она, не в силах сказать ничего более членораздельного.

— Да, мистер Роджер Латэм был так добр, что предоставил мне свое гостеприимство, покуда я несу слово Господне здесь, в Бостоне. Это оказалось очень… удобно. Ты можешь представить себе, как я переживал за тебя — после этой ужасной сцены в суде. Мистеру Латэму пришлось положить гипс на нос, но теперь все хорошо. И ты, наконец, пришла — я спокоен.

— Я не…

— Не надо оправдываться за опоздание, дитя! — утешил он ее. — Господь велел прощать, и я прощаю. Я прощу тебе твое вранье, и даже то физическое насилие, которое ты учинила надо мной там, в Лахайне, — коль скоро ты раскаешься, будешь молиться и вернешься вместе со мной туда, где твой дом.

— Что? — У нее перехватило дыхание. — Нет, нет, это невозможно!

— Возможно, возможно! — ответил он с ободряющим смешком. — Как все детишки на плантации скучают по своей Лили! По песням и сказкам твоим. Лили, это завет Господа нашего — нести его слово заблудшим языческим племенам. И ты должна это делать, рука об руку со мной, естественно.

Он нес какой-то бред. Ей никогда не доверяли общаться с детьми или она действительно этим занималась? — Не понимаю, о чем это ты…

Его лицо сложилось в гримасу, которая должна была выражать глубокое сочувствие.

— Ты, правда, и этого не помнишь? Ну, конечно, ты же была больна все это время. Тем больше оснований быстрее вернуться и быть с теми, кто о тебе может позаботиться.

Констанс вскочила — первый шок прошел. Теперь она чувствовала только одно — отвращение, жуткое, до тошноты, отвращение.

— Я никуда не собираюсь отсюда. Я замужем…

— Порочная плотская связь, не освященная благословением истинной церкви. Достаточно только посмотреть на этого Мак-Кина — животное! Представляю, как это ужасно, когда он пристает к тебе и требует, чтобы ты спала с ним. Ты, наверное, чувствуешь себя так, как будто тебя разрывают на куски…

— Я люблю своего мужа! — В ее вскрике прозвучало отчаяние. — Для меня это наконец-то настоящая жизнь!