– Ага, сейчас, одному такому дали, – Женька уперла в бока руки и прищурилась. – Ты нас впусти, мы сначала помолим, попросим, а уж потом – браслет. Вот он!
Девушка показала запястья – жрец облизнулся, икнул:
– И все равно – не можно. Миронег-навий, волхв, строго-настрого наказывал в неурочные часы никого не пущати. Бывало, сюда и с Даждь-бога капища негодники заглядывали, и варяги пьяны пробирались – разор учиняли храму, тако!
– Разор – хо? – обидно хохотнула Летякина, уже давно отметившая про себя жадно шарящий по ее телу взгляд молодого жреца – прямо раздевал, поганец, глазами! – Чего ж Перун-то за слуг своих не вступился?
– Не гневи богов, дева! – Жрец испуганно попятился и замахал руками. – Чур меня, чур! Разве могут простые смертные знать волю великого Перуна? Прочь, прочь пошли…
– Ну и ладно. Так браслет храму не нужен, ага.
– Браслет давайте! – с неожиданной властностью жрец протянул руку. – Сам за вас помолю! Мое-то моление куда как лучше вашего ушей Перуна достигнет!
– Кто бы сомневался! – Женька неожиданно улыбнулась. – Двоих не хочешь, так одну меня пусти. Или боишься, что и я одна разор устрою?
– Ты… ты – заходи, – облизнулся парняга. – Заходи, не бойся – ничего дурного тут с тобой не будет.
– Еще бы!
– Ты что, госпожа?! – В ужасе округлив глаза, Велесий, забывшись, схватил княжну за руку. – Тебя? Одну? Не пущу!
– Да брось ты, – вырвав ладонь, со смехом отмахнулась девчонка. – Что там со мной – посреди детинца – случится-то? Я сказала – пойду! – княжна резко повысила голос. – А ты здесь жди… и, коли с восходом не появлюся, беги к Свенельду за воинами.
– К Свенельду? – моргнув, переспросил юноша.
– К нему, к нему.
– Понял.
Едва только Женька вошла на просторный двор храма, жрец поспешно затворил ворота, заложив в петли тяжелый брус – засов.
– Всяких тут ходит… глаз да глаз! – счел нужным пояснить помощник волхвов. – Мы-то, поляне, Перуна чтим, а вот те же радимичи или кривичи – не особо. О древлянах уж и не говорю, про варягов тем паче. Свенельд – случайно услышал – это родич твой?
– Родич, родич.
Княжна с любопытством осматривалась – первый раз она была здесь во время собственной свадьбы, и тогда, окромя золотого, с серебряными усами идола да вечно горящего огня, ничего толком не рассмотрела: ни мощные, поддерживающие крышу столбы, наподобие колонн греческих храмов, ни окружавшие идол Перуна другие статуи – поменьше… ни темный притвор, забранный деревянной решеткой.
Внутри капища ярко горели факелы, освещая объемистый, стоявший слева от Перуна чан и идолов с густо намазанными жертвенной кровью губами.
Покосившись на притвор – если где-то и держали несчастных девчонок, так только там, – княжна подошла к чану и, справившись с тошнотой – вдруг, да там кровь жертв или кишки? – с подозреньем принюхалась:
– Тут у тебя брага, что ли?
– Брага и есть! – Жрец с гордостью выпятил грудь… и опасливо покусал губы. – А Свенельд, он…
– Да не бойся ты Свенельда, – поспешно успокоила Женька. – Пока не попрошу – не обидит. Тебя как звать-то?
– Роксан.
– Как-как?! – Летякину пробрал невежливый хохот.
– Роксан, – тихо повторил жрец. – Обычное имя, чего ж.
– Хорошо – не Оксан! – Княжна все же расхохоталась прямо парняге в лицо и, едва справившись с хохотом, скромно поинтересовалась, пьет ли «уважаемый волхв Роксан» брагу.
– Брагу? Конечно, пью – во славу Перуна!
– Х-ха! – девчонка хлопнула жреца по плечу. – Так что ты тогда мозги паришь? Давай, беги за стаканами!
– За ста…
– Туеса, говорю, неси! Или из чего у вас тут пьют, из рогов, что ли?
Через пару минут Женька и «кудесник младшего изводу» Роксан, уютно устроившись на разбросанном невдалеке от притвора сене, недавно накошенном лично кудесником для жертвенных коз, болтали «за жизнь», прихлебывая брагу из больших деревянных кружек. Несколько успокоенный жертвованием золотого браслета жрец больше Свенельда не вспоминал, но к Женьке все же относился с опаскою, даже боялся спросить лишнего… покуда немножко не захмелел – тогда, забывшись, положил руку гостье на бедро, погладил…
– Но-но! – Княжна щелкнула его пальцем по носу. – Хороший ты парень, Роксан, но… начнешь приставать – ка-ак двину! Да и Свенельд с омоновцами своими, варягами, прибежит, разнесут тут все. Тебе оно надо?
– Что ты, что ты! – замахал рукой волхв. – Нам такого ненадобно.
– Вот и я говорю, что ненадобно, – княжна спокойно кивнула. – Потом, может, как-нибудь с тобой встретимся. Только где-нибудь в другом месте, ага?
– Ага!!!
Обрадованно воспрянув духом, молодой волхв бросил на девушку полный самого искреннего восхищения взгляд:
– Понимаю – Свенельд следит, родичи…
– Да уж, особо не расслабишься. Ну, наливай. Чего сидишь-то? Вкусная у тебя брага, Роксан. Недаром боярин Раскоряк так хвастал… Его что, здесь тоже поят?
– То не я, – отмахнулся Роксан. – То Миронег-волхв. Они с Раскоряком – одного поля ягода.
– Так Раскоряк же – христианин!
– И что с того? – Черпнув из чана браги, жрец протянул кружку гостье. – Он и Перуна не забывает, и еще многим богам молится, требы творит. Мнози то боги вернее помогут, нежель один, ага.