Невеста из Холмов

Отчаяние сдавило горло так, что она не смогла вскрикнуть, позвать, ведь никто еще не понял то, что поняла она. Песня исцеления не складывалась, рассыпалась на звуки и всхлипы, потому что смысла в ней не было, и Эшлин уже знала это.

– К фоморам эту душу и эти миры! – прорвался у Эшлин крик, и одним рывком она сдернула с шеи свой Кристалл, который так долго искала и хотела вернуть любой ценой. Кристалл казался горячим, и она изо всех сил прижала его к груди Брендона, своего потерянного и найденного друида, который оставлял ее теперь уже навсегда, и кровь из ее пальцев, расцарапанных оправой, стекала по медным листьям ежевики. Слезы лились, и песня вдруг полилась тоже, хоть дыхания не хватало.

Их окружили все. Кристалл светился так ярко, что казался осколком звезды, осветившим стены пещеры. Мэдью бросился к сестре, но Гьетал перехватил его. Старейшина говорил тихо, чтобы не перебить песню, но его слова все равно гулко разносились вокруг, отражаясь от камней. Эхо вблизи ферна сейчас было куда сильнее обычного.

– Если она хочет отдать свою душу Хранителю насовсем, это ее право. Помешав, ты убьешь обоих. Если Кристалл другого разбит, а ты с ним связан, ты можешь вернуть его душу. Но отдашь за это свою жизнь. Такова плата.

– Она же погибнет, старейшина!

– Эшлин выбрала этот путь. И она вернет его, она сильнее, чем может показаться.

– Это несправедливо! – вскрикнул Эдвард. Но, наткнувшись на холодный взгляд старейшины, замолчал даже он. Эпона неожиданно для себя обняла его.

Никто не смел больше пошевелиться. Только Гьетал приблизился к Эшлин сзади, точно угадав момент, когда вместо звука из ее горла вырвется лишь сдавленный всхлип.

Ровный и сильный голос старейшины подхватил ее песню, завершая, делая последний шаг. Эшлин вдруг ясно поняла, что не чувствует практически ничего. Не больно. Не страшно. Правильно.

Даже если я умру.

Листья становятся землей, чтобы над ней могли подниматься цветы.

Никто не уходит насовсем. Я буду с тобой. В шорохе трав. В голосе ветра. В сиянии звезд. В плеске воды.

Я буду с тобой, пока существует этот мир.

Слушая ровный и уверенный голос, который провожал ее, она наклонилась и хотела коснуться губами губ Брендона, но ее Кристалл с легким треском разлетелся крошевом стекла, и его свечение погасло.

Эшлин молча осела на камни и повалилась на бок, уткнувшись лицом в руку магистра. Последнее, что она успела почувствовать, – как его пальцы неуверенно касаются ее щеки.

Снова теплые.

Эпилог Весна пришла

Весна в этом году наступила рано и дружно, южный ветер принес теплые дожди, которые смыли снег в два дня, оставив радостно дышащую землю и словно умытое солнце. Урожай по всем приметам ожидался невиданный.

Впрочем, Брендон мог бы вообще не заметить весну за ректорской суетой. Ему так и не удалось выдвинуть на эту должность впереди себя Риана Доэрти – алхимик немедленно сказался больным, пожилым и усталым, так что ученый совет единогласно выбрал нового главу. Теперь каждый день ректора Бирна начинался с докладов коменданта и горы писем. Он открывал окно, чтобы птичий щебет и теплое солнце оживляли кабинет, не давая ему погрязнуть в делах. Как же ши правы – надо учиться видеть мир, отрываясь от своих о нем мыслей, вдыхать его, пробовать на вкус, ощущать телом, заставляя себя немного замедлить привычный круговорот дел.

Отдельной стопкой лежали бетлемские дела. Брендон исполнил обещание, данное Гаю Невиллу, графу Кенту, – его жуткие эксперименты со смелыми выводами о природе и наследовании магии превратились в книгу, и эта книга будет изучаться в Дин Эйрин на одном из экстраординарных курсов. Брендон планировал поехать в Бетлем, показать книгу автору. Тем более что он написал королю огромную записку о необходимости преобразовать эту лечебницу коренным образом, поскольку все, происходящее в ней, никак не служило излечению и исправлению. Король дал разрешение. Любопытно, что возглавить эту огромную работу согласился профессор Тао.

Отложив очередное прошение герцога Горманстона об обжаловании исключения его сына и наследника Фарлея, Брендон решил, что пора прогуляться по саду. Этого хотелось так остро, что корпеть за бумагами становилось невозможно.

Первые цветы, лиловые крокусы, уже поднимались над бурой прошлогодней листвой. Пахло мокрой землей, как самой жизнью. Казалось, сам воздух стал легче, нагретый мартовским солнцем. Совсем скоро праздник Весеннего Равноденствия – Дин Эйрин радостно к нему готовился.

Брендон увидел жену у края пруда. Эшлин вела рукой по ветви орешника, будто гладила собаку, и казалось, что ветка сама льнет к ее ласке. Даже ожидая ребенка, она не потеряла легкости и изящества в движениях. Профессор Аль-Хорезми утверждал, что ее здоровье даже более чем в порядке, матушка Джи уверенно обещала, что родится девочка.