Невероятно насыщенная жизнь

Я должна кое-что объяснить. Наша Маргоша отличная учительница, она знает свой предмет так, что мы, и даже самые умные из нас — Г. А., Гриня Гринберг, Зоенька, как ни странно, Петька Зворыкин (он математик), Коля и… мы всегда немного теряемся, когда она задает нам вопросы, между прочим, по программе, но зато нам всегда очень интересно.

Она почему-то преподает географию. Я бы хотела, чтобы она преподавала литературу. У нас литераторша так себе. «Что хотел сказать Пушкин этим своим стихотворением?» А я не знаю, что он хотел сказать. Да и никто, наверно, толком не знает. Сам Пушкин, наверно, не думал, что его будут проходить в школах. Мало ли что он хотел сказать! А вот читаешь его и совсем не думаешь, что он хотел сказать. Он сказал — и все. И все понимаешь. Ну, не очень-то и не всегда, но главное все-таки понимаешь… Папа о Пушкине вообще не может говорить спокойно.

— Я засыпал под Пушкина и просыпался под Пушкина, — говорит он. — И вот сейчас мне много лет, а я помню, как мама читала мне на сон грядущий «Руслана и Людмилу»… «Дела давно минувших дней, преданья старины глубокой…» И если ты будешь знать Пушкина — тебе захочется знать все!

И вот что интересно — по литературе у меня железная четверка. По грамматике — пять, а по содержанию всегда четверка.

— Басова, как всегда, в своем репертуаре, — говорит наша литераторша Рената Петровна. — Ей мало темы, которую утвердило гороно, ей обязательно надо высказать свои мысли. Это, конечно, неплохо, но надо их иметь, а Басова перепевает чужие, вычитанные из взрослых журналов. А там бывают всякие мысли. И в них даже мы, специалисты, иногда разбираемся с трудом. А ваше дело — программа!

Ничего я не перепеваю. Я просто стараюсь думать — так, по крайней мере, учит папа.

Но нашей Ренате — мы ее зовем «граната» — ей нужны только «взрыв». Она так и говорит: «Пушкин — это взрыв нашей поэзии. Горький — это взрыв нашей прозы». «Взрыв» — это она произносит вначале шипящим голосом, а потом — на «р» — она сама вз-з-з-р-р-р-рывается.

А литературу я очень люблю. Я думаю, что человек не может жить без нее. Без литературы и без чувства юмора. Но это не всегда и не у всех получается. У Ренаты Петровны, например, чувства юмора и не бывало. А у Маргоши — ого! Она — молодец, у нее сплошное чувство юмора — она понимает, что иначе с нами нельзя, иначе ничего не получится.

Я помню, как только Маргоша пришла к нам в класс и сказала, что будет у нас классной руководительницей, Петька Зворыкин заявил:

— Видали мы и не таких. (У нас до этого была довольно слабая классная руководительница, и мы творили, что хотели.)

— Не таких — видали, — сказала Маргарита, — таких, как я, не видали.

— Н-ну? — сказал Петька.

— Что сказал Гагарин, когда сел в свой корабль? — спросила она.

— «Поехали», — сказал Г. А.

— Правильно, — сказала она, — «поехали». А что вы знаете, например, о снежном человеке?

— Это неподтвержденная гипотеза, — сказал Гриня Гринберг.

— А я поеду на Памир! — крикнул Коля Матюшин.

— Баланда, — сказал Петька Зворыкин.

— Какое отношение это имеет к географии? — обиженно спросила Зоенька.

— А что такое Шхельда? — спросила Маргарита Васильевна.

— Гора, — сказал Г. А.

— Она имеет отношение к географии? — спросила Маргоша.

— Н-ну… — сказала Зоенька.

— А к чему она еще имеет отношение? — спросила Маргоша.

— Альпинисты на нее лазают, — вдруг сказал Венька.

— Точно, — сказала Маргоша, — а это имеет отношение к географии?

— Имеет! — крикнула я. — Имеет!

— Не так громко, — сказала Маргарита Васильевна, — но, в общем, я рада, что вы, кажется, меня поняли. Давайте выберем самоуправление.

Она сказала это, вышла из-за стола и уселась за парту, попросив подвинуться Веньку, с которым никто не хотел сидеть, потому что он всем мешал.

— А вы? — спросил Г. А.

— При чем тут я? — спросила Маргарита Васильевна.

— А кто же руководить будет?

— Ну, если вы очень ошибетесь, то я поруковожу, но вообще-то я считаю, что вы достаточно сознательны. Вот только кому вы поручите вести собрание?

Мы растерялись.

— Вот странно, — сказала Маргарита Васильевна, — вы же знаете друг друга лучше, чем я вас.

И тут поднялась Зоенька.

— Я считаю, — сказала она, — что старостой класса должен остаться Гера Александров. Вот пусть он и руководит собранием.

Мне тоже хотелось, чтобы Гера остался старостой класса и руководил собранием, потому что он очень справедливый и работоспособный — что ему ни поручат, он все выполнит, и даже если ему и не поручают, он сам берется за многое и все выполняет. Мы с ним работаем в тесном контакте — я ведь давно уже председатель совета отряда. Но когда об этом сказала Зоенька, я разозлилась и сказала, чтобы собранием руководил Петька. Все вначале удивились, а потом начали кричать:

— Петька! Петька!

Наверно, всем было интересно, что из этого получится, — ведь у нас раньше собранием руководили всегда учителя или старшие пионервожатые, а тут, пожалуйста, сами! И еще, конечно, всем было интересно, как новая классная руководительница отнесется к тому, что мы вдруг взяли и выбрали этого балбеса Петьку. А она очень спокойно сказала: