Неверный шаг

— Кто председатель комиссии, занимающейся расследованием в институте? — спросил его Чавдар.

Услышав в ответ, что комиссию возглавляет административный секретарь, он успокоил Йотова, сказав, что ему не о чем волноваться.

— Как же не о чем! — возразил Йотов. — Административный секретарь и Златанов — друзья. Во время войны они жили на одной квартире в Берлине. Ничего хорошего от этой комиссии я не жду. Вы только подумайте, Златанов обвиняет меня в том, что я-де присваиваю спиртные напитки, предназначенные для проведения банкетов. И комиссия считает это возможным. А мои попытки оправдаться считает необоснованными, классифицируя их как «уловки»...

— Вот вы говорите, что к нему приходят незнакомые люди. А к вам никогда не приходил кто-нибудь, кто бы мог вызвать подозрение?

— Никогда! — твердо ответил Йотов, однако Чавдар заметил, что он слегка покраснел.

Под конец Чавдар спросил Йотова, почему он рекомендовал Крачмарова для работы в Сухом доке.

— Да опять же по просьбе Златанова — они с Крачмаровым земляки.

Уходя, Чавдар поблагодарил Йотова за исчерпывающую информацию. Однако сомнение, закравшееся в душу, не исчезло. «Почему он покраснел, когда я спросил его о посещениях подозрительных лиц? И только ли земляцкие — связи Златанова с Крачмаровым? Нужно будет проверить результаты расследования комиссии, занимающейся делом Йотова в институте...»

27

Йотов еще раз проверил все расчеты новой схемы и остался доволен. Работу можно считать законченной. Документация готова, все пояснительные заметки — переписаны набело. Именно об этой разработке шла речь в письме брата. Надо было еще в прошлом году в Париже отказать ему, чтобы он не питал напрасно иллюзий. Но тогда его угнетало поведение Златанова по отношению к нему, и тот факт, что Евгений не прошел по конкурсу в университет... Йотов чувствовал себя в тупике и некому было ему помочь... Однако отдать брату новое изобретение...

Все произошло так быстро. Мадлен и Эжен уехали вечерним поездом, а Васил должен был лететь самолетом. В их распоряжении было всего несколько часов. Они встретились в вестибюле учреждения, где работал Васил. Златанов остался снаружи. Когда Трифон пожаловался, что Евгений провалился на приемных экзаменах, брат, недолго думая, предложил ему прислать сына на учебу в Париж. Он будет вносить оплату за обучение, а Трифон возместит расходы, отдав ему какое-нибудь новое изобретение с тем, чтобы запатентовать его во Франции на имя Васила. Вот тогда-то Трифон и обронил это коварное «подумаю»...

Йотов со вздохом убрал папку с расчетами в ящик стола, решив пойти в институт. Сейчас положение дел несколько изменилось. Здоровье Евгения улучшилось, он был освобожден от военной службы, работал, сумел подготовиться к экзамену и сдал его... Хоть бы результат был успешным! Тогда никаких сомнений — новое изобретение получит прописку в Болгарии! Если кто-то желает, может его купить!

Выходя из дому, он встретил дочку Гешевского.

— Дяденька Трифон, — спросила девочка, — а ваш Евгений принят в университет?

— Результатов еще нет, но я думаю, его примут, — ответил Йотов.

— А наш Златко принят! Такого компьютера,как у Евгения, у него нет, зато у папы есть связи и в университет брата приняли.

У Йотова перехватило дыхание. Он знал, что сын Гешевского поступал на тот же факультет, что и Евгений. И вот тебе на́! Уже принят... А ведь этот Златко стоял на учете в детской комнате милиции... Воистину, связи — великое дело... Теперь он будет учиться в университете, а его Евгений — еще неизвестно... Как расстроится Маргарита, когда узнает! Пошел дождь, но Йотов не замечал капель, стекающих по лицу. Глубокая обида переполняла его душу, он чувствовал себя подавленным, бессильным что-либо предпринять...

Домой он тоже возвращался пешком. Дождь все еще продолжался — тихий, мелкий — абсолютно невероятный для этого времени года. Витоша была окутана туманом. Из-за продолжительной суши листва с некоторых каштановых деревьев почти совсем облетела. Подхваченные легким дуновением ветерка, сухие листья с тихим шелестом падали на землю. Трифон ступал на них с безразличием, ощущая в сердце тупую боль. Первые осенние листья — как его надежда, сорванная ветром неправды и несправедливости.

Надо сказать, что Йотов с самого начала ничего особенного не ждал от этой встречи с административным секретарем, но глубоко в душе все-таки верил в справедливость. И хотя ему хорошо были известны старые связи Златанова с председателем комиссии, он питал надежду, что к нему отнесутся с должным вниманием и уважением.