Неверный

Конечно, сама я не осталась. Через день со мной связывался адвокат, который занимался разводом, и ненавязчиво интересовался, все ли у меня в порядке. В офисе меня определили в финансовый отдел на стажировку, которая длилась всего две недели. Дальше меня утвердили в постоянный штат.

Моего оклада с трудом хватало на оплату такой квартиры. Здесь не так дорого, как в столице, но квартиру Демид снял в одном из центральных новостроев. Я всерьез задумалась о переезде.

Неожиданно Рустам перевел на мой счет запредельную сумму денег, а еще отдал мне нашу столичную квартиру.

Я сразу предложила Демиду вернуть потраченные на меня деньги. Написала, попросила номер карты или банковского счета.

«Оставь на памперсы для дочки», — пришло краткое. Я только хмыкнула.

Для меня это три месяца работы, для него «на памперсы»… Но если от Ольшанского другого я и не ждала, то Рустам меня шокировал.

Он всегда был щедрым ко мне, но такого я не ожидала. Ждала мести, злости, долгого изматывающего процесса. И очень боялась, что нам придется встретиться. У меня уже начал расти живот, пусть и небольшой, но это точно не то, о чем нужно было узнать моему мужу.

К счастью, встречаться не пришлось. При разводе я взяла обратно девичью фамилию, так что моя дочь точно не будет Айдаровой. Отчество я ей тоже дам свое, пусть носит имя и фамилию моего папы.

И если до этого дня меня иногда мучила совесть, то теперь, когда я вижу следующее фото, выложенное на профиле Ди, убеждаюсь как правильно поступила.

На снимке два маленьких ребенка в одинаковых комбинезончиках-человечках. И подпись: «Айдаровы. Амир и Дамир». Личики закрыты сердечками, но видно, что один малыш светленький, и это тот, которого держит Ди. У второго малыша волосы темные и густые, я и не знала, что у новорожденных могут быть такие.

Я сразу поняла, кто он. Сын Рустама, которого родила ему Лиза. Значит, все это были пустые слова. Рустам признал ребенка, а может и женился на бывшей любовнице. И его сын его точная копия.

Малыш Руслана пошел в Диану, у них в семье все такие блондинистые. Мы с Ди были не слишком близки, они всего год назад поженились и слишком были заняты друг другом. А мы с Рустамом были заняты своей семьей.

Я так думала.

Смотрю на фото детей и сглатываю перекрывший горло ком. Я была лишней, с самого начала. Мне не было места в этой семье, поэтому пускай они живут своей жизнью. А мы с дочкой будем жить своей.

Отписываюсь от аккаунта Ди и удаляю свой. Новая жизнь для того и нужна, чтобы не заглядывать в прошлое. Особенно если это прошлое до сих пор кровит и не заживает. Но я надеюсь, что когда на свет появится моя малышка, я сумею навсегда с ним распрощаться.

Рустам

— Уверен, что не хочешь подняться, брат? — Рус смотрит на меня с осуждением.

— Нет, — мотаю головой, — не хочу.

— Это все-таки твой сын. И он ни в чем не виноват, — продолжает брат, надеясь разбудить во мне… Что?

Не знаю. Совесть может. Или отцовские чувства. Бесполезно.

Какие могут быть чувства к ребенку, которого не помню как делал и которого родила левая девка? Пусть он сто раз ни в чем не виноват.

Что это меняет?

— Рус, — поднимаю глаза на брата, — отъе…сь.

Подхожу к кофе-автомату и делаю себе двойной эспрессо. Мы с Русланом полночи провели в аэропорту. Билетов на прямой рейс не было, летели с пересадкой. И сейчас я чувствую себя бесчувственной машиной, которая действует механически, на автопилоте.

Двигается, разговаривает, пьет кофе. И испытывает ноль эмоций, глядя на фото своего сына, который родился несколько часов назад.

Моего сына. Я это понял, как только его увидел.

Фото с короткой подписью «Твой сын Амир», которое пришло когда мы с Русом приземлились в Варшаве.

Тут и тест никакой делать не надо, сразу видно, на кого он похож. Но я, конечно, его уже сделал, как и собирался.

Самому тошно оттого, что я такой. Но ничего с собой не могу поделать, внутри все как будто заледенело. Ничего не трогает.

Хотя вру.

Племяннику я рад, и мне вообще за это не стыдно. Просто похер. Он забавный, в родню Дианы пошел, такой же светленький. А мой в меня. В нас, в Айдаровых.

Мне и на это тоже похер. В последнее время я все больше стал вспоминать о нашем с Соней ребенке, которого я так и не увидел. Который так и не родился. Все что я видел — пятно крови на одноразовой больничной рубашке.

И это вымораживает больше всего.

Почему? Почему он? Ведь он был мне так нужен. Долгожданный сын от до дрожи, до трясучки любимой женщины. Почему из них двоих выжил именно этот ребенок?

Мне некому задать такой вопрос, так что вряд ли я когда-нибудь получу ответ.

— Ты неправ, брат, — Рус встает рядом у автомата, сует купюру в приемник для денег. — У ребенка есть отец, он не должен расти как трава.

— Почему как трава? — безразлично пожимаю плечами. — У него есть мать. Она так хотела этого ребенка, наша мама говорит, она постоянно об этом твердила. Вот пусть теперь и займется сыном.

— Твоим сыном, — многозначительно вставляет Рус, глядя в упор. Но мне реально похер. Сейчас меня сложно чем-то пронять.