— Нет, дорогой мой пилот, я такой же, как ты, как все люди. Иногда действую по собственной воле, а иногда и нет.
— Значит, ты не такой, как я, — вырвалось у меня. — У меня есть свобода выбора, как у каждого человека.
— Выходит, ты разбил своему Главному Пилоту нос по собственному выбору?
Испуганный и разозленный тем, что Твердь сумела извлечь это воспоминание из моего мозга, я сказал сердито:
— Соли раздразнил меня, и я вышел из себя.
Тихо осушил мокрые губы и потер руки — я слышал, как шуршат его ладони.
— Допустим. Соли тебя раздразнил. Значит, выбирал он, а не ты.
— Ты передергиваешь. Он так разозлил меня, что мне захотелось его ударить.
— Ну да —
— Я мог бы сдержаться.
— В самом деле?
В порыве злости я выпалил:
— Конечно. Просто я так взбесился, что мне стало все равно.
— Тебе, должно быть, нравится впадать в бешенство.
— Нет, я ненавижу это, всегда ненавидел. Но такой уж я есть.
— Тебе, должно быть, нравится, что ты такой.
Я потряс головой.
— Нет, ты не понимаешь. Я пытался… пытаюсь, но стоит мне разозлиться… это сидит во мне, понятно? У всех людей свои недостатки.
— И никто не поступает по собственной воле.
Кровь бросилась мне в лицо, и во рту пересохло. Тихо, похоже, тоже старался вывести меня из себя. Я стал дышать мерно, глядя на световые волны, составляющие его изображение. Его одежда в темноте выглядела как светящийся дым.
— А богиня? — спросил я. — Она поступает?
Тихо снова засмеялся и сказал:
— Обладает ли собака природой Будды? Ты быстро соображаешь, мой пилот, но ты здесь не затем, чтобы экзаменовать богиню. Ты сам должен выдержать испытание.
— Испытание… какое?
— На степень своих возможностей.
Как я узнал вскоре, Твердь испытывала меня с тех самых пор, как я пересек границу Ее огромного мозга. Псевдотороид и сегментированные пространства были Ее работой, как и бесконечное дерево, взявшее меня в плен. Она проверяла мою математическую подготовленность и — как сказал мне Тихо — мое мужество. Не последним из этих испытаний была моя способность слушать Ее божественный голос, не потерявшись от ужаса. Я не понимал, зачем Ей вообще нужно испытывать меня — разве что ради игры. И зачем Ей нужно было использовать для этого Тихо, когда Ей достаточно было заглянуть в мой мозг, чтобы увидеть все, что там есть? Не успел я обо всем этом подумать, как голос богини загремел у меня в голове:
— Я не хочу, чтобы меня испытывали.
— Если я выдержу, ты освободишь меня из этого дерева?
— Но я не знаю, как это сделать.
— А если провалюсь?
Я сжал кулаки так, что ногти впились в ладони. Я не хотел подвергаться никаким испытаниям.
— Ну так как, пилот, начнем? — спросил Тихо, почесывая свои брыли.
— Не знаю.
Не стану перечислять здесь многочисленные тесты, которым подвергал меня Тихо — то есть Твердь. Некоторые, вроде общеобразовательного, как назвал его Тихо, были длинными, скрупулезными и нудными. Суть других, например хаотического, я понимал с трудом. Был тест на умение рассуждать и тест на парадоксы. За ними следовал, помнится, тест на реальность, во время которого Тихо подвергал сомнению все мои взгляды, привычки и верования, бомбардируя меня чуждыми идеями, никогда прежде не приходившими мне в голову. Я чуть не свихнулся на этом. Я не понимал, зачем мне все это нужно, даже после объяснения, данного Тихо: