Неверная

Закончив читать нотации, Кхадиджа стала накрывать на стол. Я обернулась к двери и замерла, увидев там красивого молодого человека. Тот улыбался, глядя на мою растерянность. Конечно же он специально все подстроил.

Кхадиджа представила нас друг другу. Это был мой двоюродный брат Махмуд, сын брата моей матери, дяди Мухаммеда. Возвращаясь из армии, он останавливался у тети Кхадиджи. Его мать умерла, а к мачехе он не испытывал никаких чувств, поэтому еще подростком ушел в солдаты. Кхадиджа не могла иметь детей, поэтому, оглядев всех отпрысков нашей родни, она остановила выбор на Махмуде.

Я вежливо ответила на вопрос кузена, как поживает мама, стараясь не замечать очевидного сексуального интереса в его взгляде. Этот мужчина смотрел на меня как на женщину, вполне открыто, даже плотоядно.

Потом Кхадиджа спросила меня об Абшире. Конечно, до нее дошли слухи. Я не знала, что сказать, и выпалила:

– У меня были чувства к нему, но теперь все изменилось, и я не хочу провести с ним остаток жизни.

Это была чистая правда, хотя в Сомали всегда считалось невежливым отвечать честно на такие темы.

Отношение Кхадиджи внезапно изменилось. Она наклонилась через стол, сверкая глазами, и проворковала:

– Милая, у меня есть для тебя прекрасная партия. – И она указала на другой конец стола, где сидел Махмуд.

Он улыбался и в то же время, казалось, оценивал меня с головы до пят. Достаточно ли я натаскана? Смирная ли? Гордая? Или я слабая, бестолковая девушка, из тех, кто легко сдается и позволяет тяжелой жизни взять над собой верх? Я чувствовала себя раздетой и выставленной напоказ.

Но я выдержала экзамен. Кхадиджа пригласила меня на ужин в следующий четверг, и Махмуд снова был там. Посреди трапезы тетя вдруг объявила, что ей нужно помолиться, вышла из комнаты и больше не вернулась. Мы продолжали ужинать, общаясь подчеркнуто вежливо, делая вид, что ничего не произошло. Махмуд спросил, была ли я за городом, и предложил съездить с ним. Я ответила, что согласна, если Хавейя поедет с нами. Мы называли друг друга «кузен» и «кузина»: мой дорогой кузен, моя милая кузина.

На следующий день Махмуд приехал за нами на машине. Ха-вейя уже была с ним знакома – она рассказывала мне, какой красивый у нас кузен. Но ее глаза широко раскрылись, когда она увидела, как белая рубашка облегает его мощные плечи.

– Ну что, теперь он твой бойфренд? – спросила она по-английски.

– Не выдумывай, это же инцест, – ответила я.

Махмуд попросил Хавейю перевести, и она перевела. Он снова улыбнулся, показывая белые зубы, и сказал:

– Нет, моя милая кузина. Я слышал, что кузены по материнской линии прекрасно подходят друг другу.

Хавейя чуть ли не облизнулась.

Махмуд был просто роскошен, самый мужественный из всех, кого я только видела. Я влюбилась в него. Он привык брать на себя ответственность. Махмуд не был утонченным интеллектуалом, как Абшир. Он цитировал старинные легенды, громко хохотал и беспощадно флиртовал со мной.

Когда кузен смотрел на меня, я чувствовала, что сгораю. Он никогда не позволял себе фривольных жестов и соблюдал все условности. Я была его кузиной. Вопрос фамильной чести. Сексуальные контакты между нами совершенно исключались. Я думала об этом постоянно, но не могла сделать первый шаг.

Мы встречались в доме Кхадиджи. Она рассказывала мне, как ужасно быть женой мужчины из другой семьи и как хорошо выйти замуж за кузена: семья всегда присмотрит за тобой; вы будете близки, легко поймете друг друга. Она сказала также, что было бы ошибкой выйти замуж за Абшира. Такие мужчины, по ее словам, были слишком озабочены политикой, слишком сосредоточены на себе и могли взять вторую жену, ни слова не сказав первой. Она ни разу не упомянула моего отца, но я знала, к чему она клонит. Я была рада, что тетя не говорит о нем: с ее-то авторитетностью, мне бы не хотелось, чтобы она критиковала отца.

Кхадиджа была надменна, а я все сильнее увязала в расставленных ею сетях. Она не изменилась со дня свадьбы моих родителей. Ей невозможно было противостоять.

* * *

У Махмуда не было будущего в сомалийской армии. По правде, и самой армии скоро, казалось, не будет. Он говорил нам, что многие вербуются в милицию, чтобы охранять свои кланы.

Кхадиджа поддерживала Сиада Барре всю свою жизнь. В коммунизме, которого придерживался президент, она видела светлое будущее для Сомали. Только коммунизм, по ее мнению, мог преодолеть раздробленность страны и искоренить варварские обычаи нашей клановой системы.

У меня были собственные воспоминания о коммунизме: длинная очередь под палящим солнцем, шепот в нашем доме, папино заключение, восхвалявшие Сиада Барре песни, которые меня заставляли петь в школе. Я спрашивала ее и о Братстве, которому все еще симпатизировала.

Кхадиджа сравнивала Братство с раковой опухолью, от которой, когда я была маленькой, умерла моя тетя Хаво. Она говорила, что Братство не понимает настоящего ислама, что им недостает знаний о нашем Пророке и что хоть они и малы, но могут запросто сожрать нашу страну, как рак, изъевший грудь моей тети. Она велела мне держаться от них подальше.