Nevermore

Оставалось предположить, что мой каламбур, остался непонятым из-за слишком тонкого для восприятия моих слушателей намека на исторические события. Я готов был просветить их с помощью краткого обзора эпохи Террора, но тут миссис Никодемус обратила свой взгляд на джентльмена, стоявшего подле ее трона.

Внешность этого персонажа, облаченного в доспехи средневекового рыцаря-тамплиера, была примечательной во всех отношениях. Хотя ростом он был невелик, держался так прямо, что казался намного выше, причем это впечатление усиливалось крайней, но отнюдь не отталкивающей худобой. Изящной лепки лицо несло на себе отпечаток аристократической надменности, темные, влажные глаза эманировалиявную, с трудом подавляемую скуку. Верхнюю губу под крупным орлиным носом украшали смоляные усы, кончики которых были нафабрены и расчесаны в виде двух совершенно симметричных завитков, а несколько загнутый назад подбородок скрывала ухоженная бородка. Тонкие, бледные губы раз навсегда сложились в постоянное выражение легкой, но отчетливо высокомерной насмешки.

К этому индивидууму обратилась извиняющимся тоном миссис Никодемус:

— Надеюсь, дорогой граф, что невинная шутка мистера По вас не задела.

— Уверяю вас, мадам, — утомленно пожал он плечами, — мы, французы, давно утратили чувствительность в этом вопросе. Даже у нас жестокости Террора и в особенности злосчастное увлечение небезынтересным изобретением доктора Гийотена [47]не вызывают ничего, кроме пренебрежения. — Он удостоил меня тонкогубой улыбки и повернулся к полковнику. — Так вы и есть прославленный полковник Крокетт, не так ли? — спросил он, приподнимая одну бровь.

— Кто ж еще! А вы кто такой?

— —Le Comte de Languedoc,к вашим услугам, — отвечал тот с легким поклоном.

— Граф Лангедок — старый знакомый моего мужа, — пояснила миссис Никодемус. — Он собирается в экспедицию по нашим знаменитым прериям.

— Неужели? — откликнулся полковник и внимательнее присмотрелся к французу. — Решили посмотреть грандилепные виды природы, а?

— —Bien sur, [48]— ответствовал граф. — А заодно поохотиться на ваших magnifique [49]бизонов.

При этих словах по загорелому лицу первопроходца расплылась широкая сардоническая усмешка.

— На бизонов? — переспросил он. — Знаете ли, граф, охота на бизонов — это не спорт для новичков. Если этого скота разозлить, он бесится, точно гадюка посередь лета. Видел я однажды, как старый бык гнался за краснокожими быстрой молнии и грома, хотя стрел в нем торчало больше, чем колючек в акации!

— Льщу себя мыслью, дорогой полковник, что я не вовсе несведущ в делах охоты, — возразил француз, — хотя должен признать, что по своей дикостиамериканский охотник, sans doute, [50]не находит себе соперников в мире. — Небрежно-издевательский тон последней реплики не ускользнул даже от покорителя границ, хотя обычно он оставался невосприимчив к нюансам иронии: полковник так и ощетинился. — Полагаю, — продолжал как ни в чем не бывало граф, — оружие, которое вы с такой нежностью сжимаете в руках, и есть ваша прославленная винтовка, «Старая — как бишь ее — Старая Бестия»?

— —Бетси! — рыкнул в ответ полковник и, любовно поглаживая винтовку, объявил во всеуслышанье: — Моя гордость и краса, именно так!

Граф сделал шаг вперед, протянул руку и любезно осведомился:

— Вы не против?

Явно против своей воли полковник уступил и передал ружье французу, который взвесил его на руке, а затем приложил приклад к плечу и, прищурившись, направил дуло в сторону застекленной двери, открывавшейся в просторный и пышный сад.

— Нажмите курок, граф! — поощрил его Крокетт. — Ружье не заряжено.

Тщательно осмотрев оружие со всех сторон — начищенный затвор, полированный, отделанный серебром приклад, на редкость длинный ствол, — француз вынес свой приговор:

— —Vraiment, [51]впечатляющее ружье — хотя несколько громоздкое, разумеется.

Вырвав ее из рук графа, полковник взревел:

— —Громоздкое? Да чтоб меня пристрелили, если я в жизни слышал что-нибудь столь тупоумное — птичьи мозги — чугунная башка…

— Джентльмены, джентльмены! — заверещала миссис Никодемус. — Вы пришли на праздник, не нужно ссор!

Полковник смерил француза уничижительным взглядом и, повернувшись к вдове, провозгласил:

— Чур побери, вы правы, миссус Никодемус! Вперед, занимайтесь своим делом, и пусть ваша хорошенькая головка ни о чем не болит. А мы с По разуем глаза пошире. С нами под боком можете чувствовать себя уверенно, точно черепаха, втянувшая голову в панцирь!

И полковник, джентльменски предложив руку мисс Муллени и кивком пригласив нас с Виргинией следовать за ним, позвал:

— Пошли, отведаем эту смачную жратву! — Наклонившись поближе и почти касаясь губами моего левого уха, он добавил под сурдинку. — И первоклассную выпивку тоже.

— Этот надутый лягушатник распалил во мне жажду, что твой хрен!