Неведомый Памир

...Костер догорал, слегка потрескивая. Зайцы были обглоданы до костей, в кружках плескались остатки третьего котелка чая. Крепкий чай подогревал воображение и гнал сон. Яркий рассказ Леонида перенес нас на снежные поля Пшартской долины. Но надо было спать, и мы полезли в кузов в спальные мешки. В черном небе холодно горели звезды.

Ночью я проснулся от удушья. Сердце бешено колотилось, в голове гудело. Лицо то начинало гореть, то покрывалось холодной испариной. Жар как бы накатывался волнами и спадал. Меня била лихорадка. Наконец, стало до того плохо, что я рискнул разбудить Леонида. Думая, что я просто сильно простыл, он дал мне таблетку норсульфазола и посоветовал быстрее заснуть. Однако до утра я так и не смог сомкнуть глаз. И только на рассвете, когда стали собираться в обратный путь, мне стало легче. Но озноб и сердечные перебои продолжались до вечера, и, когда мы вернулись на биостанцию, мне пришлось лечь. На другой день все прошло. Несомненно, эта мягкая форма «тутека» - горной болезни - явилась результатом стремительного броска из раскаленных джунглей в холодное высокогорье, утомления первого дня и крепкого чая на Кокуйбели.

Наледь на Кокуйбели задерживала на некоторое время начало штурма Сареза, и первый поход решено было предпринять на Западный Пшарт, чтобы разведать озеро с востока.

На биостанцию один за другим прибывали участники экспедиции, и вскоре первый отряд был сформирован. Вильям Дамм, он же кэп, оставался с двумя помощниками на станции, чтобы собрать наш сарезский «дредноут» и испытать его на Рангкуле. А мы с Леонидом двинули вместе с первым отрядом на Западный Пшарт.

О Западный Пшарт, моя любовь! С его замечательной долиной я познакомился еще в 1954 году, в первый мой сезон на Памире. Мы попали туда в августе, и после трех месяцев, проведенных на голых памирских склонах, мне показалось, что это и есть рай. Узкие теплые каньоны, густые древесные заросли, кишащие птицами, изумительные по красоте пейзажи. За каждым поворотом ущелья открывался вид настолько прекрасный, что хотелось кричать от восторга. Уже тогда, во время первого похода, еще до начала газетной шумихи вокруг снежного человека, мы услышали из уст Мамата Таштанбекова об этом загадочном существе, которое, по словам Мамата, встречали в низовьях Западного Пшарта, Мургаба и Сарезкола. И сейчас мы шли в долину Западного Пшарта, чтобы по ней выйти в низовья Мургаба, где отряд будет тщательно исследовать густые заросли мургабских тугаев, глухие боковые долинки, замысловатые лабиринты скалистых ущелий, места, где люди появлялись очень редко и то лишь в середине лета.

Широкую, типично памирскую долину Восточного Пшарта мы проехали, как всегда, на машине. Наш ГАЗ-51 до последней возможности карабкался вверх, пока путь окончательно не преградила небольшая болотистая лощина с жидкой трясиной. Все же удалось подобраться к перевалу почти на километр. Здесь уже стоял наготове табун из десяти лошадей. Наши караванщики пригнали их еще накануне.

Началась первая вьючка. Она всегда мучительна: все еще не отработано, люди не знают лошадей, и наоборот. Было много суетни, и лошади заметно нервничали. Особенно досталось нам от одного могучего мерина по кличке Черт, которого «списали» с одной из застав за бешеный нрав и подлый характер.

Вьючили его со всеми предосторожностями. На голову мерину набросили старый ватник, чтобы он не видел, что происходит сзади. Я держал его за узду, кормил сухарями и фарисейским голосом уверял в своих дружеских чувствах. Караванщики и Леонид, по двое с каждой стороны, начали осторожно крепить к седлу вьючные ящики с наименее ценным грузом - консервами. При каждом неосторожном их движении Черт слегка приседал на задние ноги, косил своими бешеными восточными глазами и всхрапывал. Я совал ему очередной сухарь и ласково уговаривал беречь нервы.

Но вот вьючку закончили. Я снял с головы коня ватник и, держа повод в руке, сделал первый шаг. Но в ту же секунду, ощутив груз на своей спине, этот красавец превратился в гору разъяренных мускулов. Всех вокруг как ветром сдуло. Черт некоторое время подпрыгивал на месте, высоко подбрасывая зад, а затем, вырвав у меня, все еще обалдело стоявшего на месте, повод, понесся бешеным карьером вокруг каравана. С треском сорвались и покатились по камням ящики, сначала один, потом другой. Попав на острый камень, один из ящиков раскололся пополам, и консервные банки, прыгая, как мячики, покатились по склону. Освободившись от груза, Черт побежал прочь, волоча за собой обрывки веревок. Вьючное седло съехало ему на брюхо. Перейдя на рысь, он быстро удалялся вниз по долине. Караванщики припустились за ним вслед.

Наконец все кое-как наладилось. Завьюченные лошади, связанные по три, по четыре, гуськом уходили к перевалу. Люди несколькими группами шли следом, и вскоре наш караван растянулся на добрый километр.