– Все эти слова пытаются прикрыть нагую сущность, но в одежде она становится нелепой, – заметил Джозеф.
– Вам это ясно. Так что я перестал искать веские причины и теперь делаю это лишь потому, что ритуал нравится и доставляет радость.
Джозеф энергично кивнул:
– В ином случае вы бы чувствовали себя плохо, как будто что-то осталось незаконченным?
– Да! – громко воскликнул старик. – Вы все понимаете! Однажды я уже пытался объяснить, но слушатель так и не смог ничего понять. Я делаю это для себя. Не могу утверждать, что жертвы не помогают солнцу, но приношу их для себя. На миг сам превращаюсь в солнце. Понимаете? Убивая животных, становлюсь солнцем. Сгораю в смерти. – Его черные глаза возбужденно заблестели. – Теперь вам все известно.
– Да, – согласился Джозеф. – Известно, что это значит для вас. А я воспринимаю это как-то иначе. Существует разница, о которой пока не осмеливаюсь думать, но когда-нибудь обязательно подумаю.
– Истина пришла небыстро, – сказал старик. – Но сейчас уже почти безупречна. – Он наклонился и положил ладони на колени гостя. – А скоро станет абсолютно безупречной. Небо станет правильным, океан станет правильным. Моя жизнь найдет спокойное ровное место. Горы за спиной подскажут, когда придет время. Безупречное и последнее время. – Он мрачно кивнул в сторону каменной плиты, где лежала мертвая свинья. – Когда это время настанет, я сам уйду за край земли вместе с солнцем. Теперь вы знаете. Эта истина спрятана в каждом человеке. Она пытается вырваться, но страх ее искажает; поэтому человек загоняет ее обратно. А то, что проявляется, искажено – кровь на ладонях статуи, ужас от рассказов о древних мучениях, единение мужчины и женщины. Да, я объяснил мелким существам в клетках, как это происходит, и они не боятся. Думаете, я ненормальный?
Джозеф улыбнулся.
– Да, вы ненормальный. Так говорит Томас. И Бертон тоже так сказал бы. Считается небезопасным прокладывать прямую тропинку к душе, чтобы то, что ее наполняет, могло беспрепятственно выйти на свободу. Хорошо, что проповедуете исключительно сидящим в клетках зверькам, иначе недолго самому оказаться в клетке.
Старик встал, взял с каменного стола свинью и унес. Вернулся с ведром воды, тщательно вымыл плиту и посыпал землю под ней свежим гравием.
Когда он закончил разделку туши, уже стемнело. Над горами поднялась огромная бледная луна и осветила набегающие и исчезающие пенистые гребешки. Шум волн на пляже стал громче. Джозеф сидел в похожей на пещеру хижине, а хозяин стоял возле очага, поворачивал на вертеле куски мяса и неспешно рассуждал о своем крае.
– Дом прячется в зарослях шалфея, но кое-где встречаются небольшие открытые участки. Некоторые я нашел. Осенью там дерутся олени, и по ночам слышен стук рогов. Весной самки приводят туда малышей, чтобы учить уму-разуму. Чтобы жить, им нужно многое знать: от каких звуков бежать, что означают запахи, как убить змею передними копытами. А горы сделаны из металла. Сверху тонкий слой камней, а под ним черное железо и красная медь. Так должно быть.
За дверью послышались шаги, и голос Томаса спросил:
– Джозеф, ты где?
Джозеф встал навстречу брату.
– Ужин готов. Войди и поешь.
Однако Томас решительно отказался:
– Не хочу оставаться рядом с этим дикарем. Слишком противно. Лучше пойдем на пляж. Разведем костер и поедим. Луна хорошо освещает тропинку.
– Но мясо готово, – настойчиво повторил Джозеф. – Хотя бы поужинай, а потом иди куда хочешь.
Томас с опаской вошел в низкую хижину, как будто ждал, что из угла выскочит какое-нибудь злое существо. Единственным источником света служил очаг. Хозяин уже рвал мясо зубами, а кости бросал в огонь. Наевшись, принялся сонно смотреть на пламя.
Джозеф устроился рядом.
– Откуда вы и почему сюда пришли?
– Что-что?
– Спрашиваю, почему живете здесь один.
Сонные глаза на миг прояснились, но тут же снова погасли.
– Не помню, – пробормотал старик. – Не хочу помнить. Чтобы найти ответ, нужно заглянуть в прошлое. Но если это сделаю, то столкнусь с разными вещами, с которыми не хочу встречаться. Так что лучше не надо.
Томас встал.
– Возьму одеяло и пойду ночевать на скалу.
Коротко пожелав хозяину доброй ночи, Джозеф вышел следом. Братья молча направились к скале и расстелили на земле одеяла.
– Давай завтра проедем вдоль берега, – попросил Томас умоляющим тоном. – Мне здесь не нравится.
Джозеф сидел на одеяле и смотрел на далекое, едва заметное движенье освещенного луной океана.
– Поеду обратно, Том. Не могу надолго бросить дом. Вдруг что-нибудь случится?
– Но ведь мы собирались путешествовать три дня, – возразил Томас. – Чтобы гнать коров за сотню миль, мне необходимо отдохнуть от пыли. Да и тебе тоже.
Джозеф долго молчал, а потом спросил:
– Том, ты спишь?
– Нет.
– Пожалуй, не пойду с тобой. Гони коров, а я останусь на ранчо.
Томас приподнялся на локте.
– Что ты говоришь? Ранчо никуда не денется, а коров надо спасать.
– Гони коров без меня, – повторил Джозеф. – Не могу уйти. Я думал об этом, старался приучить себя к мысли об уходе, но нет. Не могу. Все равно что бросить больного человека.