Неведомому Богу. В битве с исходом сомнительным

Гитары не умолкали. Играли и играли – ритмично и однообразно. То и дело кто-нибудь из исполнителей правой рукой дергал открытую струну, в то время как левая тянулась к кружке с виски. То и дело кто-нибудь из танцоров покидал площадку, подходил к бочке, залпом осушал кружку и спешил обратно. Спустя долгое время пары распались, руки вытянулись, чтобы обнять каждого, кто попадется, колени согнулись, а ноги затопали по земле в замедленном ритме. Послышалось тихое гуденье – одна глубокая горловая нота. Затем в четверть тона подстроился контрапункт. Все больше и больше голосов включалось в обе партии. Целые группы танцующих раскачивались в такт музыке. Гуденье набирало силу, становясь громче и отчетливее, а смех и шутки стихали. Один из мужчин был известен своим высоким ростом; другой прославился красотой голоса. Какая-то женщина считалась стройной и миловидной, тогда как стоявшая рядом слыла толстой и некрасивой. Однако сейчас все эти особенности утратили значение. Танцующие слились в единую могучую силу. Лица приобрели отсутствующее выражение, плечи подались вперед. Каждый стал частью общего танца, душа которого заключалась в ритме.

Музыканты сидели словно демоны. В их прищуренных глазах мерцало сознание собственной мощи и стремление к новой власти. Гитары звучали согласно, усиливая друг друга. Мануэль, утром то и дело глупо улыбавшийся и смущенно ухмылявшийся, сейчас запрокинул голову и самозабвенно запел отчаянный минорный мотив с бессмысленными словами. Танцоры хором скандировали короткий припев. Следующий музыкант добавил свою реплику, и хор тут же ему ответил.

Солнце уже пересекло зенит и склонилось к холмам; с запада прилетел холодный ветер. Танцоры снова потянулись к мясу и вину.

Джозеф стоял поодаль. Глаза его сверкали, ноги слегка двигались в такт музыке. Он чувствовал себя частью целого, но не присоединялся к танцу, а восторженно думал: «Все мы что-то здесь нашли. Можно сказать, что на миг стали ближе к земле». Тело наполнилось удовольствием столь же первозданным, как ритмичный звук басовой струны, а в душе появилась странная вера: «Что-то из этого прорастет. Происходящее похоже на всеобщий призыв». Взглянув на западные холмы и увидев наползающую с океана тяжелую зловещую тучу, он сразу понял, чем ответит природа.

– Ну конечно, – проговорил Джозеф тихо, – сейчас пойдет дождь! Когда выплескивается такая мощная молитва, что-то обязательно должно случиться!

Он с радостью наблюдал, как огромная туча перебирается через горы и направляется к солнцу.

Когда начались танцы, Томас скрылся в конюшне. Необузданных чувств он боялся точно так же, как животное боится грома. Однако ритм проник даже сквозь толстые стены. Чтобы успокоиться, Томас принялся гладить лошадь. Через некоторое время рядом послышались тихие всхлипы. Томас пошел на звук и обнаружил в пустом стойле Бертона: стоя на коленях, брат плакал и молился. Отогнав страх, Томас рассмеялся.

– Что с тобой, Берт? Не нравится праздник?

– Говорю тебе, это поклонение дьяволу! – сердито закричал Бертон. – Ужасно! И где? Здесь, у нас, на нашем дворе! Сначала мерзкий католический священник с раскрашенными деревянными идолами, а теперь дикая оргия!

– Что это тебе напоминает, Берт? – невинно осведомился Томас.

– Что напоминает? Колдовство и шабаш ведьм! Все дьявольские языческие обряды мира!

– Так продолжай молиться, Бертон, – спокойно посоветовал Томас. – Знаешь, на что похоже это общее действо? Прислушайся, и услышишь звуки почти религиозного собрания. Словно великий евангелист проповедует пастве.

– Поклонение дьяволу! – снова воскликнул Бертон. – Грязное, греховное поклонение! Если бы знал заранее, непременно ушел бы куда подальше!

Томас хрипло рассмеялся, вернулся на свое место, снова присел на край яслей и принялся слушать молитву брата, радуясь тому, как благочестивые возгласы подчиняются ритму гитар.

Пока Джозеф наблюдал за распухшей черной тучей, она стояла на месте и все же пожирала небо, а потом вдруг схватила и проглотила солнце. Яркий день тут же сменился сумерками, а горы ответили неуютным, резким металлическим блеском. Спустя миг после того, как скрылось солнце, из тучи вырвалось золотое копье молнии, а следом по вершинам гор прокатился гром. За первой вспышкой последовала вторая – тоже в сопровождении гулкого рокота.

Музыка и экстатические танцы как по команде прекратились. Сонными испуганными глазами танцоры посмотрели в небо – так смотрят разбуженные землетрясением дети. Мгновенье все стояли, не понимая, что происходит, но потом сознание вернулось к ним. Люди бросились к привязанным лошадям, достали сбруи и принялись поспешно впрягать животных в повозки и брички. Гитаристы торопливо сняли флажки, убрали так и не пригодившиеся фонари и спрятали реквизит в седельные сумки в надежде сберечь от дождя.

В конюшне Бертон встал с колен и торжественно провозгласил:

– Снисходит гнев Господень!

– Послушай внимательно, Берт, – с улыбкой возразил Томас. – Это же гроза.