Неведомому Богу. В битве с исходом сомнительным

– Ребенок с патронами тридцатого калибра, – докончил фразу Мак. – Можно я с ним потолкую, Лондон?

– Конечно. Действуй.

Мак встал напротив пленника.

– Что ты делал там в усадьбе?

Парнишка с трудом проглотил комок в горле.

– Ничего не делал. – Голос его упал до шепота.

– Кто тебя послал?

– Никто.

Мак ударил его ладонью по лицу. Голова парнишки дернулась и скосилась набок, а на белой безбородой щеке вспыхнуло алое пятно.

– Кто тебя послал?

– Никто.

Новый удар ладонью – на этот раз сильнее.

Парнишка пошатнулся, попробовал устоять, но не вышло – он упал, приземлившись на плечо.

Мак наклонился, с силой потянув за руку, заставил парнишку встать.

– Кто тебя послал?

Парнишка плакал. Слезы стекали с его носа в окровавленный рот.

– Ребята в школе говорили, что это наш долг.

– Старшеклассники?

– Да. И люди на улице говорили, что кто-то должен пойти.

– И сколько вас пошло?

– Шестеро.

– А остальные куда подевались?

– Не знаю, мистер. Честно – не знаю! Я их потерял.

– Кто поджег амбар?

Голос Мака звучал ровно, монотонно.

– Не знаю.

Следующий удар он нанес кулаком. Худенькое тело грохнулось наземь, ударившись об опорный шест палатки. И вновь Мак рывком поднял его с земли. Один глаз у парнишки заплыл и закрылся.

– Ты поаккуратнее с этими «не знаю». Кто поджег амбар?

Парень не мог говорить – его душили рыдания.

– Не бейте меня, мистер! Кто-то из ребят в бильярдной говорил, что это правильно будет. Что Андерсон радикал.

– Ну ладно. Вам там где-нибудь доктор наш не попадался?

Парнишка бросил на него растерянный беспомощный взгляд.

– Не бейте меня, мистер! Нам никто не попадался!

– А с пушкой что ты собирался делать?

– С-стрелять по палаткам, чтоб напугать вас попробовать.

Холодно улыбнувшись, Мак повернулся к Лондону:

– Как с ним быть – имеешь идеи?

– Да он же, черт его дери, ребенок совсем!

– Ну да, ребенок с патронами тридцатого калибра! Ты оставляешь его мне и дальше, Лондон?

– Что ты хочешь с ним делать?

– Отправить обратно в старшие классы, чтоб другим детям неповадно было шляться с винтовками.

Джим наблюдал эту сцену с тюфяка.

Мак обратился к нему:

– Ты, Джим, не так давно ругал меня на чем свет стоит за то, что я дал волю чувствам. Так вот сейчас чувствам воли я не даю, держу их в узде.

– Хорошо, если и впредь ты не утратишь хладнокровия, – сказал Джим.

– Я отличный снайпер, – парировал Мак. – Жалко тебе мальчишку, а, Джим?

– Нет. Это не мальчишка, а пример другим.

– Так я и подумал. А теперь слушай, ребенок. Мы можем отправить тебя обратно к тем парням, что в карауле дожидаются. Но они, очень может быть, тебя убьют. А можем обработать тебя тут.

В незаплывшем глазу сверкнул страх.

– Ты, Лондон, как? Не против?

– Не слишком-то усердствуй.

– Мне рекламная картинка нужна, – сказал Мак, – а не труп. Ладно, ребенок. Поделом тебе.

Парнишка подался назад. Потом он согнулся, вжал голову в плечи в попытке съежиться, стать меньше. Мак твердой рукой держал его за плечо. Правый кулак Мака работал методично – как молоток, нанося, один за другим, быстрые, короткие удары. Нос парнишки хрустнул и расплющился в лепешку. Вскоре закрылся, заплыв, и второй глаз, щеки расцветились темными тенями кровоподтеков. Парень бешено дергался и вертелся как уж под градом коротких, точных ударов. Внезапно пытка окончилась.

– Развяжите его, – сказал Мак. Кулак его был весь в крови, и он вытер его о кожаную куртку парнишки. – Не так уж и больно тебе было, – обратился он к нему. – Можешь похвастаться теперь перед одноклассниками своим красивым лицом. И хватит реветь! Расскажешь ребятам в городе о том, что их, в случае чего, ожидает.

– Может, мне ему хотя бы лицо помыть? – предложил Лондон.

– Нет, черт возьми! Я провел блестящую хирургическую операцию, а ты хочешь испортить результат! Думаешь, мне приятно было все это проделывать?

– Не знаю уж, – протянул Лондон.

Руки пленнику освободили. Он стоял и тихо плакал. Мак повернулся к нему:

– Послушай меня, малыш. Пострадал ты не то чтобы очень сильно. Только нос сломан, а больше ничего. Вот если бы кто другой из наших случился на моем месте, тогда бы тебе не поздоровилось. Объяснишь своим друзьям по песочнице, что следующему, кто вот так выйдет, ногу сломают, а тому, кто выйдет после него, – уже и обе ноги переломают. Понял меня? Я спрашиваю: понял?

– Да.

– Хорошо. Оттащите его к дороге, а там пусть идет на все четыре стороны.

Караульные подхватили парнишку под руки и помогли выбраться из палатки.

– Лондон, – сказал Мак, – может, ты патрульных отрядишь проверить, не бродят ли вокруг другие малыши с пушками?

– Ладно, я займусь этим, – кивнул Лондон. Он как зачарованный глядел на Мака, и в глазах его был ужас.

– До чего же ты жестокий парень, Мак… Я еще могу понять, когда делают это в сердцах, но ты-то был спокоен!

– Знаю, – устало согласился Мак. – Это самая трудная часть работы.

Он стоял неподвижно, улыбаясь своей холодной улыбкой, пока Лондон не ушел, а после побрел к тюфяку и сел, сжав руками колени. Он содрогался всем телом, бледное лицо его посерело. Протянув к нему здоровую руку, Джим взял его за кисть.