А лес вырастал все ближе. Сначала он был тоненькой синей полоской вдали, но, постепенно приближаясь, становился все зеленей и выше. Тропинка, петляющая по холмам, вдруг выпрямилась, точно стрела, вонзившаяся в лесную чащу.
На опушке мы сделали привал и, хотя никому не хотелось есть, полакомились холодной вареной картошкой. Мы запивали ее ледяной водой из ключа, который бил неподалеку из-под камня.
Настя вдруг куда-то исчезла, даже не присев с нами. И не успели мы наесться и напиться, как из-за кустов раздался ее звонкий голосок:
— Первый! Ура!.. Вот какой!..
Она выбежала на полянку, и мы увидели в руках у нее огромный гриб с красной, почти малиновой шляпкой.
Мы разбрелись по опушке в поисках грибов. Внезапно перед моими глазами мелькнула бурая шляпка. С пронзительном криком я кинулся в гущу кустов можжевельника и, забыв про нож, что лежал у меня в корзине, вырвал с корнем из мха толстопузый белый гриб.
— Белый! Белый! — кричал я во все горло.
Ко мне сбежались ребята. С гордостью показывал я всем свою чудесную добычу.
Настя молча взяла у меня гриб и надломила шляпку. В белой мякоти извивались крошечные червячки с черными головками.
— Вот так гриб! — засмеялась Настя. — Выброси его, а то он остальные в корзине испортит.
Настя была права. Мой чудесный гриб был битком набит червяками.
Надо было идти дальше. Митя предупредил, чтобы мы далеко от него не уходили и почаще аукались, а то можно заблудиться. Он зашагал впереди, показывая дорогу. За ним гуськом двинулись ребята. У меня вдруг испортилось настроение. Вероятно, из-за того противного гриба.
А лес становился все гуще, все мрачней и темней. Реже попадались веселые солнечные полянки, блестевшие в лесной чаще, словно зеленые озерки. Тропинку едва можно было различить в высокой траве — наверно, по ней уже давно никто не ходил.
Я оглянулся. Тихий туман плыл среди кустов и мрачных древесных стволов. И тут я вспомнил, что в кармане у меня лежит компас. Вчера вечером, когда мы с Женькой собирались в дорогу, я на всякий случай сунул его в карман. А вдруг собьемся с пути. Тропинка уже совсем не видна в высоченной, по пояс, траве. И Митя все чаще останавливается и озирается по сторонам, вероятно, отыскивая какие-то приметы. Что, если мы заблудимся? Вот будет неприятно… Представляю, как завизжит Настя, — все они, девчонки, трусихи. А я тогда скажу: «Не горюйте и не огорчайтесь, я вас выведу на верную дорогу».
Потихоньку вытащив из кармана компас, я засек направление, по которому нас вел Митя. Определять направление по азимутам я умел очень хорошо. Синий кончик стрелки замер на букве «С». Митя впереди шел прямо на юго-восток. Азимут — 104. Я запомнил эту цифру и спрятал компас в карман, решив при каждом повороте засекать направление.
Митя шел, изредка останавливаясь и оглядываясь. Я легко замечал приметы, на которые он ориентировался: вот трухлявый пень, сухая береза, обомшелый камень, огромный, как гора, муравейник, расщепленное сверху дерево — должно быть, в него попала молния…
На краю узенького овражка Митя остановился.
— Сейчас к Большому дубу выйдем. А оттуда до Волчьего лога рукой подать.
Тарас сказал, что надо бы немного отдохнуть. Однако Митя, взглянув на солнце, пробивавшееся сквозь ветки обступивших нас деревьев и могучие лапы елок, ответил, что привал устроим возле Большого дуба.
— А где партизаны скрывались? — спросил Женька.
— Дальше, за Волчьим логом. — Митя махнул рукой в ту сторону, где редел мелкий осинник. — Я там дороги не знаю.
— А откуда же у партизан карта была? — снова спросил Женька.
— Дедушка говорил — к ним в отряд девчушка одна пробралась, — отозвался Митя. — Лесникова дочка. Клава Муравьева. Ее отца за связь с партизанами немцы казнили. Хату сожгли. А дочка к партизанам ушла. Она все тропки в болотах знала, отряд туда отвела и карту составила. Если бы не она, партизанам никогда от фашистов не уйти. — Он помолчал и добавил тихо: — Гитлеровцы ее потом поймали и повесили в городе, на площади… Всех жителей согнали на казнь…
— Зачем же она в город пошла? — спросил я. — В разведку?
Но этого Митя не знал.
Я не стал больше засекать азимуты. Это было ни к чему. Никуда не сворачивая, мы шли за нашим проводником все прямо и прямо, изредка выходя на гребень овражка, и внезапно вышли на просторную полянку, окруженную густым можжевельником.
Посреди поляны высился огромный древний дуб. Нижние ветви его простирались над землей, словно зеленый полог. Дуб этот был выше всех деревьев. Казалось, будто поляна только оттого и пуста, что ни одна елочка, ни одна березка или осинка не решаются приблизиться к этому сумрачному лесному великану.
— Ну вот, — с облегчением произнес Митя, снимая с плеч небольшой мешок, где у него были припасы. — Здесь можно и отдохнуть… Будем костер разводить?
Все радостно закричали. И вскоре веселое озорное пламя заплясало на сваленном горкой сушняке.