Неутомимые следопыты

Через большую комнату, которая называлась залой, тетя Даша провела нас в другую, маленькую, с двумя кроватями, стоящими друг против друга, несколькими стульями, столиком и шкафчиком.

Тетя Даша сразу же повела нас умываться. И когда спустя полчаса умытые, причесанные, в чистых рубашках, будто с картинки, мы вышли в залу, там все было уже приготовлено к завтраку. Увидев румяные пирожки, вазочки с различного сорта вареньем, я сразу же ощутил зверский голод. И тут вошла тетя Даша, торжественно неся огромную сковороду с яичницей.

Мы еще не кончили есть, как за дверью, что вела на крыльцо, раздались шаркающие старческие шаги, какое-то постукивание, и в залу вошел невысокий седенький старичок с толстой палкой в руке. На нем был серый парусиновый костюм, а на голове соломенная шляпа. Я тотчас же угадал, что это и есть жилец из Минска, который снимал у тети Даши верхний этаж.

— Добрый день, — сказал старичок приятным негромким голосом и поглядел на нас зоркими глазками из-под лохматых седых бровей. — Надеюсь, все обошлось благополучно?

— Все хорошо, Иван Кузьмич. Доехали, как видите…

Иван Кузьмич оперся о свою палку, зажал бородку в кулаке и принялся изучать то меня, то Женьку.

— Позвольте, позвольте… — приговаривал он. — Сейчас я угадаю… — И вдруг резко выбросил вперед руку, указав на меня: — Этот? Это и есть ваш племянник.

Тетя Даша рассмеялась:

— Нет, Иван Кузьмич, мимо. Не этот круглолицый и голубоглазый, а как раз вон тот — худощавый и с карими глазами.

Старичок поднял руки, словно сдавался.

— Ну, извините, не угадал.

— Садитесь-ка, Иван Кузьмич, лучше с нами чай пить, — пригласила тетя Даша.

Со старичком она разговаривала непринужденно и добродушно.

После завтрака мы принялись разбирать наш чемодан. Женька сидел на корточках, вынимая из него белье, а я носил его к шкафу и раскладывал по полкам…

— Женька, — сказал я, — что-то твоя тетка вроде Афанасия Гавриловича недолюбливает.

— Я и сам заметил.

— А с чего бы это, как ты думаешь?

— Кто ж его знает. Одному человеку, бывает, кто-то нравится, другому нет… На-ка, положи в шкафчик рубашки.

Дом за высоким забором

Дарья Григорьевна жила одиноко. Ее муж погиб совсем молодым где-то под Варшавой. Тогда еще, узнав о своем несчастье, тетя Даша тяжело заболела. Не ведаю, какая у нее была болезнь, но стала она получать пенсию по инвалидности.

Детей у тети Даши не было. Потому-то она и любила чужих. О нас с Женькой она заботилась просто как о родных сыновьях.

Иван Кузьмич с нами был тоже приветлив. Но мы видели его редко. Он целыми днями просиживал у себя наверху, куда мы с Женькой не поднимались. Но мы с самого утра убегали из дома на лоно природы и возвращались только к обеду, а потом снова мчались в перелесок, на холмы, к речке…

Женька на другой же день после нашего приезда записался в городскую библиотеку и взял там толстый том Брема в синем переплете — том второй, «Членистоногие». В книге оказалось множество картинок — бабочки, жуки, мухи, пауки, пчелы… Разглядывая их, я сразу же наткнулся на изображение страшного громадного мохнатого паука. Паук терзал птичку. Клюв у птички был раскрыт. Внизу под картинкой я прочел подпись: «Паук-птицеед». Потом что-то не по-русски и еще: «наст. вел.». Это означало — настоящая величина.

Паучище был величиною с мою ладонь. Я сказал Женьке, что, если он поймает такого паука, тот его самого слопает. Мой товарищ засмеялся и объяснил, что такие пауки водятся только в тропиках, в Южной Америке, на Больших Зондских островах да на Новой Гвинее.

— Давай, Женька, — предложил я, — мы будем так: ты станешь ловить бабочек, а я накалывать на булавки и делать подписи.

В магазине Женька купил желтый марлевый сачок на длинной палке и целыми днями гонялся с ним за бабочками. Первые два или три дня я очень терпеливо накалывал их на булавки и делал под ними подписи. Я решил, что если уж быть настоящим классификатором, то следует записывать не только русское, но и латинское название каждого насекомого. В книге Брема такие подписи попадались под всеми иллюстрациями. Вскоре я так навострился, что даже стал запоминать эти названия.

Однако на третий день у меня в глазах зарябило от латыни. Я решил брать с собою не громадный томище Брема, а «Записки о Шерлоке Холмсе». Эту книгу я отыскал на этажерке у тети Даши. Я начал читать ее и с первой страницы не мог оторваться. И пока Женька носился, размахивая сачком с такой яростью, словно вздумал разогнать всех бабочек в округе, я устраивался где-нибудь под тенью какого-либо дерева и раскрывал «Шерлока Холмса».