Неукротимый шторм

– И последнее, но не менее важное:

«Королева вернется, королева проснется,

Но, возможно, конец ей придет,

Если только бессмертное пламя силу свою обретет».

Ари, дорогая, не надо так смотреть. На этот раз речь точно не о тебе. Кинтана исходил из того, что Танатос присвоит себе силу Изары до того, как вернет Мару. От него в любом случае можно было такого ожидать, ведь гнев Мары был легендарен еще до того, как ее, живую, на две тысячи лет погрузили в холодную гробницу. Не зря такие божества, как Хель и Кали [7] восходят к старой доброй Маре. Судя по всему, Кинтана хотел предупредить потомков Мары о Танатосе.

Гидеон, который в последние минуты был подозрительно тих, цокнул языком. Не поднимая застывшего взгляда, он заговорил:

– Спрашиваю тебя еще раз: почему этот кусок хрусталя на витрине так важен?

– Лишь три демонические печати хранят мир от катастрофы в масштабах апокалипсиса, – ответил Бел. – Такие печати могут сломать только сами их создатели. Может быть, Кинтана и умер, но он все это предусмотрел и заключил в «этот кусок хрусталя на витрине» достаточно своей силы.

Глава 10 Незабудка

Я была близка к отчаянию. Почему хоть раз не могло найтись простого решения? Больше всего мне хотелось разбить сочувственно-надменную улыбку Бела одним идеальным аргументом. Но я его не находила.

– Мне наплевать, пробудится ли эта Мара! Я хочу вернуть Люциана, а для этого мне нужно то, что известно Тристану! – Это было единственным, что пришло мне в голову. Чувствовала я себя при этом непослушным ребенком, который падает на пол перед полкой со сладостями. И точно так же на меня взирал Бел.

– Ты не имеешь ни малейшего понятия, как могущественна Мара или что она сделает с миром, который ты знаешь. Она одним взглядом повергала на колени армии, делала безвольными великих королей и разрушала целые города, которые посмели навредить ее детям. Видела, что стало с Кинтаной? А он не просидел в Тихом омуте и половины того срока, который его сестра и по сей день проводит в своем гробу. Как думаешь, что будет делать Мара, когда вернется и узнает об инквизиции? Мир будет объят пламенем.

Мне было все равно, в результате чего я тут же почувствовала себя ничтожеством. Не могла же я ради крупицы информации, которая, возможно – или нет, – поможет Люциану, пойти на подобный риск. Мне оставалось только цепляться за последнюю соломинку.

– Если с помощью пророчества Кинтаны Тристан сломает эту печать, то останутся ведь еще две другие, так?

Бел неодобрительно качнул головой и повернулся к Гидеону, который до сих пор ничего не сказал:

– Что ты думаешь по этому поводу, охотник? И позвольте заметить, что об этом моменте вы будете вспоминать и раскаиваться, если Мара вдруг очнется.

Гидеон молчал. Долго. Так долго, что я уже подумала, что он вообще больше ничего не скажет. Но потом он выпрямился и пристально взглянул на Бела.

– Вот как я это вижу: как ни крути, Тристан все равно заполучит это пророчество, – подытожил он. – И сейчас, вместо того чтобы ввязываться против него в битву, которую мы заранее проиграем, было бы умнее потребовать от него что-то, что поможет нам выиграть войну.

– Ты недооцениваешь меня и мои возможности! – леденящим тоном отметил Бел. Я сглотнула – была в курсе, как рискованно проверять на прочность гордость праймуса.

– Ничего подобного. – Голос Гидеона звучал так убедительно, что это тут же утихомирило эго Бела. Меня очень впечатлило, как Гидеон, сохраняя независимость, контролировал ситуацию.

– Немидес ни за что не сломает свою печать и не допустит, чтобы Мара вырвалась на свободу, верно? – рассуждал он.

Бел вздохнул и отреагировал чем-то средним между закатыванием глаз и пожатием плеч. Видимо, это стоило понимать как «да».

– Тогда не будет ли нам на руку дать Тристану сломать печать Кинтаны? Немидеса это напугает. Он вспомнит, что Ари нужна ему для борьбы с Марой. Возможно, он даже отзовет Люциана?

Логика Гидеона была неоспорима. За это мне хотелось броситься ему на шею.

Бел смерил охотника взглядом, который было трудно интерпретировать. В нем читалась насмешка, но еще намек на уважение и нечто, похожее на предвкушение.

– Вообще-то, я рассчитывал, что ты более благоразумен, – пробормотал он, как будто «благоразумный» больше не было его любимым вариантом.

– Ну да, – ответил Гидеон. – Ты поклялся в течение года защищать Ари всеми доступными тебе средствами. Для нее это был бы самый безопасный исход событий. Или ты хочешь уже на третий день втянуть ее в войну с Тристаном?

Глаза Бела сузились до тонких щелочек:

– Аккуратно, охотник! Будешь утверждать, что я не помню собственных клятв? – Удивительно, но это казалось не угрозой, а доброжелательным советом. Почти с воодушевлением он встал и направился обратно внутрь. Не останавливаясь, бросил через плечо: – Я всего лишь соизмеряю риски, и битва с Тристаном – просто воскресная прогулка по сравнению с войной против Мары.