Неугасимый огонь

Александр встретился с Хуццией и намекнул, что готов поделиться разнообразными ремесленными секретами, а взамен ожидает от дорогого союзника беспошлинную торговлю. Царевич не возражал. Он увидел у макандуша так много удивительного, что теперь спал и видел, как благодаря дружбе с ними возвышается царство Хатти.

Его восторг разделяли далеко не все. Кое-кто предупреждал Цитанту, что если с макандуша излишне любезничать, они могут совсем обнаглеть. Уже сейчас в речи Алекшандуша проскальзывают недопустимые повелительные нотки.

– Проснёмся утром, а царство уже не наше, – говорил Цитанте Муваталли, которому новая политика царя совсем не нравилась.

Цитанта лишь отмахивался, благодушно внимая своему старшему сыну, который похвалялся мечом из драгоценного металла амутум[96]. Клинок выковал царский мастер, познакомившийся с секретами южных соседей.

– Восхитительно! Прекрасно!

Хуцция попробовал клинок на изгиб. Коснулся пальцем острия.

– Это "чистое" железо? – спросил Муваталли.

– Нет, – ответил Хуцция, – этот клинок ещё не может соперничать с отцовским "Сокрушителем панцирей", но он намного лучше твоего.

Хеттские кузнецы знали три вида железа. Обычное уступало бронзе в прочности. "Небесное" уже было сопоставимо с ней. Третий вид, "чистое" железо, считался полумифическим. Мало кто видел изделия из него. Ни один кузнец из ныне живущих не знал его секрет, даже царские мастера. Но они не прекращали поисков секрета, пытаясь воспроизвести меч Цитанты, полученный царём от своего отца Тахурваили[97].

– И этот меч стоит двадцати тысяч овец, которых ты приказал отправить на юг? – скептически хмыкнул Муваталли.

– Этот меч стоит и большего. Хотя это и не "чистое" железо, но клинок гораздо прочнее любого из тех, которыми вооружены царские Стражи. Кроме того, на выплавку крицы пришлось потратить значительно меньше руды. Но самое главное то, что мастер Паххур теперь знает секрет, и мы сможем сделать тысячи таких мечей.

Муваталли готов был согласиться, что дружба с макандуша идёт на пользу, но, будучи по природе своей подозрительным, восторгов царевича не разделял. И чем дальше, тем больше. Муваталли смотрел на наследника престола Хаттусы с возрастающей тревогой.

"Куда ты заведёшь нас, когда станешь царём? С потрохами продашь чужеземцам?"

Муваталли стал оглядываться по сторонам в поисках союзников, разделявших его опасения. И нашёл его так близко к трону Цитанты, что ближе некуда. Ксассени, младший сын царя, оказался очень внимательным слушателем. Сначала они делились своими настроениями полунамёками, но все больше сближались, открываясь друг другу.

– Великий царь ещё не стар. Вероятно, Тешуб не скоро призовёт его, но великие бедствия могут пасть на нашу голову ещё при его жизни. Хуцция совсем сошёл с ума. Он не ведает, что творит, заливая глаза царя отравленным мёдом своих речей. Вот увидишь, достойнейший царевич, года не пройдёт, как среди приближенных твоего отца появятся макандуша. А дальше что? Алекшандуш станет хозяином в Хаттусе?

Ксассени внимательно слушал и кивал. Муваталли продолжал:

– Я говорил царю, что мицри и макандуша сговорились. Между ними недавно случился конфликт, но они его быстро замяли. Это точно сговор. Но царь отмахнулся от меня. Он сказал, что раз мицри не стёрли макандуша в порошок, значит они опасаются их и уважают их силу. С кем же в таком случае стоит дружить хатти? С мицри, которые сидят за морем и норовят подмять под себя все, докуда могут дотянуться? Или с макандуша, которые готовы выступить против общего врага на нашей стороне?

– Но в словах отца есть резон, – осторожно заметил Ксассени.

– Есть, – согласился Муваталли, – но я боюсь, как бы мы не зашли в этой дружбе дальше пределов разумного.

– Что ты предлагаешь, Муваталли?

– Пока ничего, достойный царевич, пока ничего, – уклончиво ответил Первый Страж, – я только думаю, что из твоего брата выйдет не слишком хороший царь.

Ксассени посмотрел на него с внимательным прищуром.

– Бывает, что младшие превосходят в добродетелях старших, – с загадочной улыбкой проговорил Муваталли.

* * *

Корабль, который отвёз Никанора в Бехдет, доставил в Александрию второе письмо Аристомена "к брату Иерониму". Тайнопись в первом письме, предупреждавшую об опасности, исходящей от Анхнофрет, царский секретарь "вскрыл" довольно быстро. Подобные вещи не были диковиной для него. Когда он юношей только-только поступил на службу в канцелярию Филиппа, там уже вовсю применялась шифровка переписки македонского царя с его афинскими сторонниками.

Прокалывание папируса возле букв позволяло спрятать тайное сообщение от людей неискушённых. Применялось такое редко. Изобретатель этого метода, Эней Тактик, позже создал более надёжное средство сохранения тайны переписки – линейку, названную его именем.