Теперь я подавала на матч, и удача была на моей стороне. Первое очко я проиграла, что не есть хорошо, когда начинаешь чемпионский гейм. Второе очко я выиграла, подав эйс, а потом отличной подачей довела счет до 30–15. Еще одна ошибка при подаче у Серены, и я в одном шаге от победы. Я подала ей под левую руку – мяч вернулся быстрее, чем в пинг-понге: 40–30. А потом, готовясь к новой попытке, я вспомнила кое-что, о чем сказал мне в тот день мой тренер:
– Не подавай ей под бэкхенд. В этом ее сила. Пусть она отбивает форхендом.
Так я и поступила. Серена отбила мяч, но удар оказался слабым. Я быстро подготовилась, переменив положение ног под форхенд, и ударила по мячу как раз в тот момент, когда он отскочил от травяного покрытия, ударила его справа, как раз ей под правую руку и громко закричала, занося руку по инерции за плечо. Это был удар, который стоил всех предыдущих ударов, которые я нанесла в своей жизни. Остановилась я с руками и глазами, направленными в небо. При ответном ударе Серены мяч даже не перелетел через сетку. Я упала на колени, закрыла лицо руками и возликовала. Но даже когда я делала это, я чувствовала, что этот жест – у каждого свой способ отмечать большую победу, кто-то имитирует удар кулаком, кто-то указывает в сторону Бога – не мой. Это был точно такой же жест, как тот, что сделал Хуан Карлос Феррера, когда выиграл Открытый чемпионат Франции. Я хотела бы сказать, что сделала этот жест специально, что таким образом я хотела отблагодарить его за то, что он (смешно) выбрал меня в качестве победителя соревнования, или что я посылала ему закодированное послание, но правда состоит в том, что в тот момент я не понимала, что делаю. Я просто проживала мгновение своей победы.
Я подбежала к сетке. Думала, что Серена протянет руку и пожмет мою. Но вместо этого, она обошла вокруг сетки и обняла меня. Для меня это стало сюрпризом. Помню, я еще подумала: «Это что, такой протокол? Неужели ты именно это должна сделать, когда проигрываешь в финале турнира Большого шлема?» Следующая мысль была: «Ну что же, если она хочет обниматься, то я не возражаю». Серена сильно обняла меня, я обняла ее в ответ, хотя в этот момент я смотрела мимо нее, на трибуны, пытаясь разглядеть на них папу, пытаясь встретиться с ним глазами, теперь уже как чемпионка Уимблдона. Серена сказала что-то вроде «Отличная работа». И улыбнулась. Но не думаю, что она улыбалась в душе.
На Уимблдоне существует традиция – новая традиция, как выяснилось потом, которая показалась мне старой: выигравший забирается по трибунам, чтобы отпраздновать победу со своей семьей. Мне было всего семнадцать лет, и я хотела попробовать и испытать абсолютно все. Поэтому я перепрыгнула заграждение вокруг места, где стояли фотографы, и стала подниматься по рядам к отцу. Мы начинали все это только вдвоем, и теперь должны были быть только вдвоем. Я люблю смотреть запись этого матча и наблюдать за Юрием в этот момент. Мой отец человек неэмоциональный. Эмоции скрыты у него глубоко внутри, и он никому их не показывает. Более того, я всего один раз в жизни видела его плачущим, это когда щенку, который появился у нас накануне, надо было делать операцию. Но это уже другая история. На пленке видно, как он пытается добраться до меня, а я до него. Как в глупом старом фильме. Наконец он добирается до меня, хватает меня и заключает в бесконечные объятия. В этих объятиях было все – вся наша борьба и все наши мечты.
Минуту спустя я опять была на Центральном корте, где все собрались на церемонию награждения, которая происходит сразу после игры. Все ждали только меня, но как раз когда я стала спускаться вниз, я неожиданно вспомнила о мамочке!
– Эй, – крикнула я отцу – он был выше меня рядов на двадцать. – Я хочу позвонить маме!
Не задумываясь, Юрий достал свой мобильник из кармана и бросил его в мою сторону. Идеальный бросок – идеальный прием. Я стала набирать номер, когда подходила к телевизионной камере для послематчевого интервью. Я набирала снова и снова, но слышала только или голосовую почту, или короткие сигналы «занято». Будь прокляты эти короткие сигналы! Я просто не понимала, что мама сейчас летит из Флориды в Нью-Йорк на JetBlue. Мы должны были встретиться с ней в Нью-Йорке. Но она все видела по телевизору. А потом позвала стюардессу и, смеясь, стала что-то объяснять ей, держа свой телефон в воздухе, но ничего нельзя было поделать. На стадионе все тоже смеялись. Телефон все еще был у меня в руках, когда кто-то сунул мне микрофон в лицо и спросил:
– Что, нет сигнала?