Может быть, если работать достаточно долго и усердно, судьба подарит тебе один идеальный день, те несколько часов, когда все получается, когда неправильные на первый взгляд решения оказываются самыми правильными. Для меня такой день был в финале Уимблдона, в июле 2004 года. В первом гейме я подавала и выиграла на своей подаче. Во втором гейме подавала Серена и тоже выиграла. Но даже по моим проигранным очкам было видно, что я чувствую себя на корте непринужденнее своей противницы. Наверное, это в какой-то степени было связано с тем, чего мы достигли к тому моменту в наших карьерах. Серена была номером один в мировой классификации и возвращалась к своему чемпионскому званию. Все хотели от нее чего-то. Все ожидали от нее только победы. И в случае победы она бы просто выполнила то, что от нее ожидалось. Ничего сверхъестественного в этом бы не было, хотя при этом могла открыться бездна ее недостатков. Ну как она могла проиграть… как, еще раз, зовут эту девочку? А я? Я была никем, появившимся из ниоткуда. Я должна была проиграть в двух сетах подряд. Моей победой было просто находиться на этом корте, намного раньше, чем это должно было произойти по плану. Моей удачей было то, что я была на одной сцене с Сереной, и мою игру комментировал сам Джон Макинрой. Другими словами, у Серены все было поставлено на карту, а мне нечего было терять.
Думаю, что именно это давило на Серену в четвертом гейме первого сета. Она выигрывала 0—30 на моей подаче. В этом случае, при обычных раскладах, она начинает убирать своих противниц. Вместо этого я отвечала на каждый ее силовой удар своим собственным силовым ударом. Именно в этот момент я послала мяч в обводку, и она упала. Зрители уделили этому много внимания, но падать ей было не так уж необходимо. Я обожаю то, как она ведет свою игру – она фантастическая спортсменка, но в ней присутствует и очень много наигрыша. Как будто она кривляется, показывая всему миру, как она себя ощущает. Может быть, то, что она спотыкается без всякой на то причины, это ее способ сообщить всему миру: «Я могла бы выиграть это очко, если бы трава не была такой запущенной?» В этом есть что-то неестественное. Она быстро встала, но я выиграла очко, свою подачу и гейм. И Серена неожиданно поняла, что я не собираюсь сдаваться и не сломаюсь. И даже если ей удастся меня сломать, то ей придется делать это снова и снова. Теперь она знала, что ей предстоит тяжелый бой.
В четвертом гейме, когда мы до бесконечности обменивались выигранными очками, я почувствовала, что что-то изменилось. В эти мгновения самоуверенность Серены – которую она носит как ракетку, потому что она не менее важна для ее игры, – вдруг уступила место чему-то другому. Сначала я никак не могла понять чему, хотя чувствовала, что уже видела такое выражение на лицах других девушек. А потом, когда я продолжала выигрывать на подаче Серены в том первом сете, меня вдруг как обухом по голове ударило – страх. Серена выглядела испуганной. Как будто она неожиданно поняла, каким унижением будет проиграть этому худому как щепка семнадцатилетнему ребенку на глазах у всех этих зрителей. Больше в первом сете я не проиграла ни одного гейма.
И все-таки в какой-то момент седьмого гейма мне показалось, что Серена вернется в игру. Я проиграла два брейк-пойнта и боролась при счете 40–40. Казалось, что этот счет держался много часов подряд. Серена настоящий чемпион, а настоящий чемпион играет жестче всего в те моменты, когда наступает время его проигрыша. Чем ближе поражение, тем сильнее он становится. Они никогда легко не проигрывают. Гейм и сет-пойнт: мне наконец удалось попасть мячом именно туда, куда я хотела, послав его в край линии. Серена взяла его, но ее удар оказался слабым и пришелся в сетку. Первый сет: Шарапова 6–1.
Во время смены сторон я сидела, пила воду и смотрела прямо перед собой, стараясь ни о чем не думать. Смена сторон это такая короткая отсрочка, напоминающая блаженный перерыв между раундами в боксерском поединке, правда без крови. Я вытерла лицо и откусила кусок банана. А потом стала разглядывать толпу. Куда бы я ни посмотрела, люди возвращали мой взгляд с улыбкой, как будто хорошо знали меня. Я смотрела до тех пор, пока не обнаружила свою ложу. В ней сидели мой отец с моими инструктором и тренером. Мамы не было – она была в Штатах. Мне было приятно увидеть папу, зная, что и он, и мой тренер в мыслях своих со мной. И в то же время присутствие этих людей так близко и в то же время так далеко напомнило мне о моем одиночестве. Теннис – это не командный вид спорта. Это не тот вид, в котором тренер шепчет тебе на ухо указания, расхаживая вдоль бровки. Ты все время окружена тренерами, партнерами и друзьями, но только до того момента, когда начинается розыгрыш первого очка – а после этого ты так одинока, что можно говорить об одиночестве в толпе. Окруженная людьми, но отстраненная от них, когда никто не пожмет тебе руку или не поможет. И чем важнее матч, тем сильнее твое ощущение одиночества.