Картина Репина «Не ждали». Застываю, не зная, как много он видел, а потом прикусываю губу, чтоб не рассмеяться: однозначно видел всё. И сидит здесь, скорее всего, с самого моего появления — даже раньше! Вот только я не заметила его, пока передвигалась, как сомнамбула, в сторону графина с водой, а потом уж и вовсе не до взглядов по сторонам было — ведь Бесов мне отвечал! Даже более того — сам первый написал!
На лице вновь появляется блаженная улыбка, но я быстро беру себя в руки, замечая, что шеф моего настроения на разделяет. Затем до меня медленно доходит, что я перед ним, словно русалочка, только что обретшая ноги: то бишь в одной лишь тунике, едва прикрывающей попу, да с распущенными волосами, растрёпанными после сна, да без косметики, да вся такая волшебная… (ну, тут я конечно себе дифирамбы воспеваю беспочвенно — но настроение уже летит ввысь, так что останавливаться не хочется)
— Доброе утро, Глеб Самойлович, — вежливо здороваюсь, вставая на полу пальцы и вновь потирая замёрзшую ступню о голень.
— Добрый день, Мила, — выделяя особой интонацией обозначение времени суток, здоровается Бондарёв.
— Вам заварить чаю? — интересуюсь от щедрости души своей.
А что — у меня сегодня хорошее настроение! День (точнее, его остатки) свободен, время наличествует, могу и побаловать шефа поступком, не спровоцированным буквой контракта! Тем более сама не прочь попить чего-нибудь горяченького…
— Да, пожалуйста, — степенно кивает шеф, продолжая таранить меня внимательным взглядом.
Иду к чайнику, нажимаю на кнопку, затем закидываю травки в заварник.
— Хорошо провели вчера время? — спокойно интересуется Глеб Самойлович, но в этом его интересе мне чудится нечто зверское.
— Чудесно. Наконец, смогла отдохнуть, — улыбаюсь ему, не готовая сдавать своих позиций счастливого человека.
Хотя, чего это я так счастлива? Ну, да, ответил мне Бесов, — но это же не значит, что я ему понравилась… Ну, да, он зовёт меня принцессой, — но так меня звали вчера абсолютно все, и это опять-таки ничего "такого" не значит!
Ведь не значит?.. Или…
— Отдых — это полезно, — соглашается начальник, затем замолкает на несколько секунд и ошарашивает меня уж совсем неожиданным: — А почему вы не сообщили мне, насколько вы устали?..
Стою, смотрю на него и размышляю: он злится, потому что я не сообщила ему о своей усталости, или он злится, потому что я устала в принципе? Судя по его «выканью», на которое он переходит в моменты крайнего недовольства, скорее — второе. Но тут я, конечно, могу ошибаться, ибо мозг шефа — это какая-то квадратная коробочка, ограниченная со всех сторон гранями из его мировоззрения и абсолютного незнания человеческой натуры. Да, этот индивид в свои двадцать семь лет, при своём положении и при своих деньгах понятия не имеет, как мыслит простой смертный. И, что страшнее всего, Глеб Самойлович даже не хочет понимать, как мыслит простой смертный — ибо он абсолютно уверен, что мир просыпается и засыпает только ради него.
Печально.
Ещё печальнее, что все эти мысли генерирует моя похмельная головушка — из чего я могу сделать логичный вывод, что думаю о шефе слишком часто…
— Глеб Самойлович, мы можем не обсуждать эту тему? — демократично отзываюсь, с блаженством вдыхая аромат свежей мяты и имбиря; затем делаю небольшой глоток из кружки, пытаясь понять, всего ли хватило для полноты вкуса — выходило, что всего; — Я прошу прощения, что сказала лишнее вслух.
И вообще я сегодня такая добрая, что даже комы ему не желаю!
Так что пусть отстаёт от меня, паровоз приставучий!
— Это не лишнее, — чересчур резко отвечает шеф, я удивленно смотрю на него, — Я должен знать, если моя работница сильно устаёт от нагрузки: ведь это прямым образом сказывается на вашей трудоспособности.
— Вы не задумывались над этим, когда вынуждали меня подписывать контракт, — негромко замечаю я, пряча лицо за кружкой.
Молчание, последовавшее после моей фразы, вынуждает меня мысленно обложить себя последними словами — кому я это говорю?.. Беру себя в руки, понимая, что была не права, и поднимаю взгляд на шефа — тот смотрит так, словно я только что прилюдно назвала его Иудой, как минимум! Но если брать библейских персонажей, то он скорее Хитрый Змий, что лживыми речами совратил Еву на срыв и последующее поедание запретного плода познания…
Сказать — не сказать?..
Лучше промолчу.
— Я не вынуждал вас подписывать контракт, — цедит сквозь зубы Бондарёв младший.
Да, это называется по-другому: он просто не оставил мне вариантов. Но, думаю, он и сам в курсе, как всё происходило, и признавать всю красоту своего поступка, естественно, не собирается. А что? Его правда. Я сама поставила свою подпись. Значит, я сама должна отвечать за последствия.