Нетленный

Череп давило прессом, меня периодически рвало. Ноги волоклись по земле, постоянно за что-то цеплялись. Удивительно, что ботинки остались на ногах. По-видимому, часть пути мы проделали по лесу – хрустели шишки, чавкал мох под ногами бородачей. Финальная оплеуха оказалась чувствительной, и я надолго потерял сознание.

Слух различал собачий лай, монотонный лепет, напоминающий молитву. Шумела толпа, доносились невнятные выкрики, кто-то смеялся. Потом скрипнуло дерево – то ли дверь, то ли калитка, я получил обидный тычок в мягкие ткани и провалился в черноту. Но что-то не давало успокоиться, я извивался, куда-то полз, искал Варвару. Видимо, нашел, потому что утих, поплыл по волнам…

Я очнулся от резкой вони. Запах шел от стен, от влажной циновки, на которой я лежал. Сквозь щели в досках просачивался мглистый свет. На руке сохранились часы. Я подполз к источнику света, долго наводил фокус, боролся с головной болью. Восемь часов – видимо, утро. Вот и выспались, ночь прошла…

Варвара издала жалобный стон. Я подполз к ней, стал ощупывать. Она задрожала, свернулась в кокон. Увечий, кажется, избежали, но поколотили нас крепко. Обижаться было глупо – на месте наших обидчиков я бы вообще нас убил. Сколько народа я покалечил в своем неистовстве? Вроде не убил никого, хотя кто знает…

Мы находились в узкой пещере, заглубленной в скалу. Подняться на ноги было нереально, только на корточки, да и то голова упиралась в скользкий свод. Стены пещеры сходились клином, куда-то заворачивали. Элементарная логика подсказывала, что выхода на свободу с той стороны нет. Проход на волю перекрывала дощатая загородка. В ней имелась запертая снаружи дверь и щели между досками.

Голова гудела, как паровозная топка. Я сполз с циновки. В живот уперлось что-то твердое. Я ощупал находку, и в горле пересохло. Не хотелось думать, что это человеческая кость. Она могла принадлежать кому угодно, например медведю.

– Никита, это ты? – простонала Варвара, переворачиваясь на спину. Я склонился над ней, жадно поедая глазами, убрал с лица спутанные волосы. День разгорался, свет становился ярче, лицо Варвары превращалось в зебру из светлых и темных полос. Чистого места на ней, похоже, не было. Скорбный лик Мадонны запечатлелся на серой мордашке.

– Я здесь, милая, – прошептал я, – все в порядке, мы живы, мы вместе…

– Можно просыпаться?

– Да, пора. Мы провалялись в отключке всю ночь. Ты как?

– Фонарики качаются, Никита… – Она не открывала глаза (и правильно делала, ничего хорошего здесь не показывали), пыталась улыбнуться, но улыбка выходила не настоящая.

– Морская болезнь? – улыбнулся я. – Хорошо, лежи, не шевелись.

– Где мы?

– Ох, Варюша, не задавай таких вопросов…

– Я начинаю вспоминать… – Она осторожно приоткрыла один глаз, поводила зрачком, закатила его назад, отчего закружилась голова, и она тяжело задышала. – Жуть полосатая… Кто эти страшные люди? Ты бился, как лев, Никита. Правда, и матерился, как последний забулдыга. Я никогда не думала, что ты можешь так материться…

– Ты просто не служила в российской армии, – объяснил я. – Там по-другому не разговаривают. У нормальных людей матерки – как цементный раствор между приличными словами, а в армии – все наоборот.

– Ты воспользовался кнопкой на телефоне, о которой тебе несколько раз повторил Сергей Борисович?

– Да, но сомневаюсь, что к нам уже мчится кавалерия. Мы находимся на краю света. Здесь нет МЧС, полиции и других служб быстрого реагирования.

– Ну, и зачем ты мне об этом говоришь? – застонала она.

– Прости…

Я откатился в сторону, сел и стал себя ощупывать. Часы оставались на руке, по какой-то причине их не сняли. В карманах ни денег, ни документов, ни зажигалки. Про телефон и пистолет даже говорить нечего – все мое имущество чудесным образом испарилось. Осталась недокуренная пачка в боковом кармане. Я извлек ее, недоуменно повертел, заглянул внутрь, пересчитал сигареты. Осталась ровно половина.

– Вот видишь, как хорошо, – прошептала Варвара. Она наблюдала за мной одним глазом. – Можешь обкуриться, просто рай какой-то…

– Анекдот вспомнился, – усмехнулся я. – Наркоман попадает в ад. Смотрит, а там благодать, солнышко, конопляные поля до горизонта. Обрадовался – значит, напутал боженька. Смотрит, еще один наркоман сидит, грустный такой. Подваливает к нему: «Братан, да у вас тут рай». Тот вздыхает: «Ну, да. Еще бы зажигалку…»

Варвара прыснула – значит, не все потеряно. Жизнь продолжается?

– Почему ты в юбке? – спросил я. – Если память не изменяет, ты была в джинсах.

Она застыла, стала медленно распахивать глаза, это смотрелось нелепо и комично. Приподнялась, уставилась на свои ноги. Вчера она действительно была в облегающих джинсах – затасканных, протертых на коленях, которые не жалко и выбросить. Сегодня на ней была грубая, домотканая, бесформенная юбка, прикрывающая ноги до лодыжек.

Она издала протестный звук, взгромоздилась на колени, стала ощупывать свои одежды. «Обновка» была простейшей – сшитый отрез материи с единственной завязкой, к тому же явно не новый и попахивающий.