Нетелефонный разговор

1835

Не пишется.
Модистки, знай, стрекочут –
Грядут балы,
О, суета сует!
Не суетись, голубушка!
А впрочем,
Тебе к лицу
Небесный маркизет.
А если, ангел мой,
От рукоделий,
От Северной Пальмиры
Отдохнуть,
Откланяться –
И на Страстной неделе
За музою
В Тригорское махнуть?
Не пишется.
Безделье – как от сглаза,
В салонных сплетнях –
Польский политес,
А на балах уже
Голубоглазо
И ветрено
Вальсирует Дантес.

Похвальное слово КГБ

Я уже коротко (а подробно я и не умею, и не люблю) вспоминал о летнем вечере в Юрмале, который мы семейно, за рюмкой чаю, провели с Борисом Николаевичем Е. Оставляю себе право если и не на домысел, то на собственную оценку этого в общем-то проходного события в моей и тем более в его, БН, жизни.

Вскорости он стал нашим президентом и поначалу радовал меня своим поведением на олимпе. Такой душка-народолюбец. И теперь, после всех его промашек и проколов, вплоть до мальчишества на теннисном финале в Париже, я считаю, что БН был судьбой России и таким останется в истории.

А тогда, после его победы, не понимая бестактности поступка, уж такой я есть, гены такие, я послал ему все из той же моей Юрмалы разворот – в «АиФ» – интервью с Вацлавом Гавелом с восторженной оценкой этого чешского лидера. И вдогонку совершил, как я уже вспоминал, еще одну глупость – ошарашил БН как бы шуточной, а на самом деле хамской телеграммой (адрес-то он мне сам и дал): «Тысяча поздравлений возьмите личную охрану стреляю хорошо тчк».

Не станем, за давностью лет, оценивать мое даже не хулиганство, а снос крыши. Я тогда был молод – всего-то около семидесяти!

И вот Вацлав Гавел уходит со своего президентского поста. Недобрал голосов. Уходит, сделав все, что мог, для народа, не запятнав имя порочными связями, большими деньгами, необдуманными поступками, уходит впервые цивилизованно и не по состоянию здоровья.

А я думаю сейчас о коррупции. Вообще. Абстрактно. Не о Ельцине и не о том первоначальном гаишнике, заталкивающем наши стольники в белую перчатку раструбом. Не о судье, которому чуточку не хватило доказательств вины серийного убийцы, выходящего на лечение или под подписку о невыезде. И даже не о депутате, пролоббировавшем закон о какой-нибудь водочной монополии по просьбе умеющего быть благодарным водочного спиртмейкера.

К характеристике Карамзина «Как там в России? – Воруют» – еще эпитет: «Воруют и берут!» – и это будет наша историческая правда. И ничего не переменилось. Гаишник берет потому, что зарплата у него нищенская, и живет он в общежитии, и стоит он, застывший и заснеженный, на Кутузовском, а родом вообще из вологодского села. У всех найдется и причина, и повод, а главное – мы же сами даем! «Дают – бери!» – помните?

Берут в суде, берут чиновники во всех присутственных местах, вплоть до верхних этажей власти. Берут от родильного дома до похоронного бюро! Ах как берут в МВД! Даем – берут. Но есть, есть в России одна организация, которая не берет. И не брала. И организация эта, по всем прочим параметрам, небезупречная – родной наш Комитет государственной безопасности, КГБ.

Как случилось такое?

Дзержинский ли завел это безобразие, но чекисты взяток не берут! Не мне, нет, не мне говорить похвальное им слово – они расстреляли моего отца (потом извинились за это, правда, уже не они), я на них отработал в тайге целых шесть лет (опять извинились). Но – не берут!

…А я сижу у них, в Ростове-на-Дону, на углу Среднего проспекта и Пушкинской улицы, в доме, где до войны был магазин «Мясо», но не было мяса в отличие от магазина «Рыба», в котором не было рыбы, теперь приспособленном под их замечательную службу. Бывшие морозильные камеры переделаны под камеры подследственных арестантов, июнь месяц 1947 года, жарища за окнами – 30 по Цельсию, а в камере из-за железных коробов-намордников, наверное, и все сорок. (Вот бы вернуть холодильные установки!)

И отсюда, с наступлением ночи, выдергивают меня на всенощные допросы – конвоир впереди, а другой сзади. А ежели в дали коридора покажется такой же бедолага со своими двумя провожатыми-церберами, то меня поставят лицом к стене – в специальную нишу, наподобие тех, что у нас в Москве выдумал (зачем? на всякий случай?) архитектор – строитель станции метро «Красные ворота». Нечаянная встреча двух узников могла, по чекистскому протоколу, нарушить ход мировой революции.