Нет ведьмы яростней

— Я хочу попросить у вас прощения за тот день. Я действительно вел себя по-хамски.

— Я уже забыла об этом.

— И больше не сердитесь на меня?

— Сейчас уже нет.

— Это чудесно! Тогда не скажете ли мне, как здесь проводят субботние вечера?

— Никак. Кроме кинотеатра, здесь нет никаких развлечений. Иногда, правда, устраивают вечер танцев.

— В таком случае, может, поедем искупаемся?

— Это очень заманчиво, но сегодня не могу. Мне нужно подежурить у ребенка.

— У вас что, еще какая-нибудь работа?

— Нет, это ребенок моей сестры. А она сегодня собралась пойти в кино со своим мужем.

— Тогда разрешите мне вас проводить?

— Спасибо.

Видимо, девушка эта была из порядочной семьи. Да, но как же тогда Саттон? Я не мог забыть циничных взглядов, которые он бросал на нее.

По дороге я расспрашивал ее о житье-бытье. Она прожила в этом городке всю жизнь. Исключение составляли только два года, проведенные в колледже. Ее родители жили в Калифорнии, а она была здесь с сестрой и мужем сестры.

Я намеками попытался выяснить, есть ли у нее парень, который за ней ухаживает, но она ловко уклонилась от этих вопросов. Обручального кольца на пальце не было.

Она жила в одном из переулков в маленьком белом домике. Забор перед домом тоже был выкрашен белой краской.

— Может быть, зайдете на минуту? — спросила она.

— С удовольствием, — ответил я.

Электричество не горело, а вся семья сидела на ступеньках веранды, которая была освещена лунным светом. Увидев, что Глория приехала не одна, кто-то из них зажег свет. Сестра была похожа на Глорию, только немного старше. Ее мужа звали Робинсон. Меня представили им обоим.

— Мистер Медокс, наш новый продавец.

Их девочке было два-три года. И ее тоже звали Глорией. Меня это немного удивило.

— Да, ей дали мое имя.

Сестра с мужем вскоре ушли в кино, а Глория пошла укладывать девочку спать, пригласив меня пройти в дом.

Когда она вышла из детской, она застала меня за рассматриванием акварелей, висящих на стенах.

— Талантливо сделано, — заметил я. — Это вы рисовали?

— Да. Откровенно говоря, я не считаю, что это выполнено талантливо, просто я люблю рисовать.

— А мне они очень нравятся.

— Спасибо.

Мы вышли на улицу и сели на ступеньки дома. Я предложил Глории сигарету.

— Вы очень привлекательная девушка, — сказал я после небольшой паузы.

— Благодарю за комплимент. Но вам не кажется, что во всем виноват лунный свет?…

— Дело не в лунном свете.

Она ничего не ответила. Я бросил окурок сигареты за ограду и спросил:

— А что это у вас за непонятная история с Саттоном?

Я заметил, что она сразу же напряглась.

— Какая история… Никакой истории нет.

— Что же, не хотите отвечать, не надо. Вообще-то меня это не касается.

— Прошу вас, не будем об этом. Тем более, что вы сгущаете краски.

В этот момент перед домом остановилась машина и из нее вышел какой-то парень. Ему было лет двадцать. Его звали Эдли. Мы немного поговорили втроем о всяких пустяках: об университете, где он учился, о военной службе.

— В каких войсках вы служили, мистер Медокс? — спросил он меня.

— В морских частях. — Я поднялся. — Ну, мне пора…

— Посидите еще немного, мистер Медокс, — сказала Глория. — Вам ведь некуда спешить.

— Нет, у меня есть кое-какие дела.

Я сел в машину и со злобой нажал на газ. Доехав до реки, я искупался и поехал обратно. Когда я вернулся в город, было только девять часов. Меблированный дом, где я поселился, словно вымер. Даже соседи, постоянно читавшие Библию, куда-то уехали.

Я вытер пот со лба и улегся на кровать. Но злость и волнение не проходили. Да, лунный свет чертовски сильно действует на человека… Я снова выскочил на улицу. Миновав станцию техобслуживания, я дошел до дубовой аллеи. Пройдя лужайку перед домом, я на мгновение замер в темноте.

Во всех окнах было темно, только сквозь окна гостиной просачивался слабый свет.

Я дошел до лестницы и поднялся потихоньку по ступенькам. Дверь оставалась незапертой. Вскоре я добрался и до ее спальни.

Она лежала на кровати около окна. Почти вся она была в тени, и лишь лунный свет освещал конец кровати, играя с цепочкой, которую она носила на ноге.

— Это ты, Гарри? — томно прошептала она. — И ты нашел дорогу сюда даже в темноте?…

— Что ж тут удивительно? Человек — это такое животное… Зачем мы будем отказывать себе в блаженстве…

ГЛАВА ПЯТАЯ

— Гарри?

— Что?

— Ты хочешь что-нибудь выпить?

— Нет.

— Почему?

— Я уже достаточно выпил. И у меня болит голова.

— А ты мне нравишься. Пьешь ты немного, но ты мне нравишься… Знаешь что, Гарри?

— Что?

— Ты мне очень нравишься.

— Ты мне уже это говорила.

— Ну и что? Я буду повторять это столько раз, сколько мне захочется. У тебя вид свирепого бродяги, но ты очень мил… Понимаешь, что я хочу сказать?

— Нет.

Вероятно, было около полуночи. У меня невероятно болела голова и было отвратительно во рту.

"Наверное, она купается в одеколоне, — подумал я. — Им пропахла вся комната…"

— Гарри?

— Ну, что еще?

— Ты не считаешь, что я немножко полновата?

— Конечно нет.

— А ты не говоришь это просто так, чтобы меня успокоить?

— Разумеется, нет.