Нет в лесу никаких разбойников

Внезапно память вернулась в ней, и Стина Мария вспомнила всё: дедушку, голос матери, имя отца, вспомнила, кто такая она сама и где её дом.

И что живёт она теперь не на хуторе Капела, а в подземном царстве гномов — об этом Стина Мария тоже вспомнила; живёт пленницей в стране, где нет ни солнца, ни луны, ни звезд, — это Стина Мария тоже поняла. И бросилась бежать. А её овцы и ягнята следовали за ней по пятам, они нескончаемым серым потоком струились за ней по сумрачным лесам.

Гномы, заслышав грохот и оглушительный голос, повылезли из своих гротов и горных пещер. Они злобно шептались друг с другом, а их глаза почернели от гнева. Гномы свирепо глядели на Стину Марию, и в их толпе нарастал ропот, они указывали на девочку, а серый человечек, который привел её сюда из наземного мира, кивал.

— Пускай она уснёт вечным сном в наших сумрачных водах, — бормотал он. — Хотя тишины у нас ни за что не будет, пока в Капеле не переведётся её род. Но всё равно, пускай она лучше уснёт в наших сумрачных водах.

И тут же гномы, словно серые тени, окружили со всех сторон Стину Марию. Они схватили её и потащили к воде, туда, где колыхались густые туманы.

Но женщина, которую Стина Мария называла матерью, эта женщина вдруг закричала страшно и хрипло, так, как никто никогда не кричал в подземном царстве гномов.

— Моя прекрасная малютка! — раздался её крик. — Дитя света!

Она растолкала гномов и крепко обняла Стину Марию своими похожими на тени руками. Её глаза были черны от гнева, когда она обвела ими гномов, её голос стал совсем хриплым, когда она выкрикнула:

— Никому не отдам мое дитя, никому! Я сама уложу мою малютку спать, когда придёт время сна!

Женщина взяла Стину Марию на руки и понесла её к воде, а гномы молча стояли в стороне и ждали.

— Пойдём, пойдём, прекрасная моя малютка, — бормотала она. — Пойдём! Тебе надо заснуть!

Над сумрачными водами клубился густой туман. Он с головы до ног окутал как покрывалом Стину Марию и женщину, которая её несла. Но когда вода заблестела совсем рядом, прямо под ногами, тогда Стина Мария немного всплакнула и подумала:

Так, ягнёночек ты мой,
Не видать тебе больше Капелы.

Но женщина, которую она называла матерью, погладила её по щеке похожей на тень рукой и прошептала:

— Прекрасная моя малютка, ступай за своими овцами и ягнятами.

И вдруг Стина Мария осталась в тумане совсем одна. Она ничего не могла разглядеть вокруг себя, только слышала звон золотых колокольчиков, которые носили её овцы, и шла следом за ними. Так и двигалась она за вереницей своих овец, но куда они шли — девочка не знала. Долго странствовала она в кромешной тьме и неожиданно почувствовала под ногами траву, невысокую траву, совсем как та, на которой паслось в Капеле уничтоженное волком стадо.

«Где это я? — подумала Стина Мария. — Странно, что здесь растёт такая же трава, как дома на лугу».

В тот же миг туман рассеялся, и она увидела луну. Луну, светившую над Капелой, — вот что увидела Стина Мария. Луна висела в небе над самой овчарней. А на «лисьем камне» сидел дедушка с палкой в руке.

— Где ты была так долго? — спросил он. — Пошли скорее домой, пока каша не простыла!

Внезапно дедушка замолчал. Он увидел овец. Красивых белых овец и пухленьких ягнят, которые щипали траву в лунном свете. Он видел их совершенно отчетливо, прямо перед собой, и слышал на лугу мелодичный звон колокольчиков.

— Господи, спаси и помилуй меня, старого! — ахнул дедушка. — Что-то звенит у меня в ушах. И овцы мерещутся, которых волк задрал.

— Это совсем не те овцы, которых волк задрал, — сказала Стина Мария.

Дедушка поглядел на внучку и по лицу её догадался, откуда она пришла, ведь тот, кто побывал в подземном царстве гномов, всю жизнь носит на себе какую-то особую печать. Даже если он пробыл там совсем недолго, пока в печи не поспела каша и над овчарней не взошла луна, печать эта остается на всю жизнь.

Дедушка привлёк к себе Стину Марию и посадил её на колени.

— Так, ягнёночек ты мой, — сказал он. — И долго ты у них пробыла, бедненький ягнёнок?

— Долго: целые месяцы и годы, — ответила Стина Мария. — А если бы ты меня не позвал, я бы так до сих пор и жила у них.

Дедушка перевёл радостный взор на внучкино стадо. Он пересчитал всех овец и ягнят; их было ровно столько, сколько задрал волк.

— Ишь ты, теперь мы снова начнём стричь в Капеле овец! — сказал он Стине Марии. — Ишь ты! Придётся мне наточить сегодня вечером ножницы. Если и впрямь те овцы, что пасутся в лунном свете, — твои.

— Конечно, мои, — заверила его Стина Мария. — Только теперь они белые, а раньше были серые. Мне дали их…

— Тише, — прервал её дедушка.

— …дали их те, кого вслух нельзя называть, — закончила Стина Мария.

Висевшая над самой овчарней луна поднималась всё выше и выше. Она заливала своим светом весь луг и пасущихся на лугу овец и ягнят, которые принадлежали теперь Капеле. Дедушка взял палку и ударил ею в землю.

— Тук-тук-тук…

— Тише, — остановила его Стина Мария.

Она крепче прижалась к дедушке и чуть слышно прошептала ему на ухо заклинание, такое же древнее, как сама Капела: