Нет в лесу никаких разбойников

— Прекрати, — прошелестел он. — Прекрати свое «тук-тук-тук», и не греми больше палкой у нас над головой! Прекрати!

И тут Стина Мария поняла, что перед ней стоит один из подземных гномов. Она до того перепугалась! Ей никогда прежде не доводилось так пугаться. Она не могла произнести ни слова, не могла пошевельнуться, лишь сидела неподвижно на «лисьем камне» да слушала этот шелестящий голос.

— У тебя ведь нет «столько же овец сегодня, сколько было их вчера». Мы прекрасно видели того волка, который задрал ночью ваше стадо. Но если ты пообещаешь мне покончить со своим «тук-тук-тук», я дам тебе других овец.

Стина Мария дрожала от страха, но, услышав об обещанных овцах, встрепенулась и шёпотом спросила серого человечка:

— Это правда? Ты в самом деле дашь мне других овец?

— Ну да, если ты пойдёшь со мной и заберёшь их, — ответил серый человечек.

И не успела Стина Мария сообразить, что к чему, как он поднял её с «лисьего камня» и одним махом отодвинул камень в сторону. А потом взял девочку за руку и спустился с ней в глубокую тёмную нору, которая оказалась настоящим подземным ходом, длинным и чёрным, как ночь. Стина Мария даже подумала:

— Разве лисьи норы бывают такими? Вот и пришла моя смерть.

И тут Стина Мария очутилась в подземном царстве, где в глубоком сне застыли сумрачные леса, не тронутые ветром, который отродясь не проникал в эти края, где густой туман окутывал безбрежные сумрачные воды, в которых никогда не отражались ни солнце, ни луна, ни звёзды. Здесь царил первобытный мрак. Здесь в горных пещерах и подземных гротах жили гномы. Теперь же они повылезали из своих обиталищ и, словно тени, столпились вокруг Стины Марии. Серый человечек, который привёл её сюда из наземного мира, сказал им:

— У неё будет «столько же овец сегодня, сколько было их вчера». Ко мне, овцы, ко мне! Идите скорее сюда из сумрачных лесов! Пусть вас придёт столько, сколько волк загрыз!

Стина Мария услышала звон множества колокольчиков, и из леса потянулась к ней длинная вереница овец и ягнят. Только были они не белыми, как в Капелле, а серыми, и у каждой возле уха висел маленький золотой колокольчик.

— Забирай их и возвращайся к себе в Капелу, — сказал серый человечек.

Гномы расступились, чтобы пропустить Стану Марию с её овцами. Лишь одна сумрачная фигура не двинулась с места. Это была женщина из подземного царства гномов.

Она неподвижно стояла перед Стиной Марией, похожая на серую тень, древняя, как земля и камни, и нежно гладила золотую косу девочки.

— Дитя света, — бормотала она, — прекрасная малютка, о такой, как ты, я всю жизнь мечтала.

Её сумрачная рука тенью легла на лоб Стины Марии, и в тот же миг Стина Мария забыла всё, что прежде было ей так дорого. Она не вспоминала больше о солнце, луне и звёздах, она забыла голос матери, имя отца, всех своих братьев и сестёр, которых так любила, старого дедушку, который сажал её на колени, — она их больше не помнила, вся Капела начисто стерлась из её памяти. Единственно, о чём она не забыла, — это о том, что овцы с золотыми колокольчиками принадлежат ей. Она погнала их обратно в сумрачные леса, где они паслись, она спустилась с ними к сумрачным водам, чтобы дать им напиться, а самого маленького ягнёнка взяла на руки и, баюкая его, напевала:

Так, ягненочек ты мой,
Бедненький ягнёнок!

Эта песенка почему-то осталась у неё в памяти, и когда она её пела, ей вдруг представилось, что именно она и есть тот бедненький ягнёнок, который не может отыскать дорогу домой. Она даже всплакнула немножко. Но кто она на самом деле — этого девочка не помнила. Ночью она спала в одной подземной пещере с той самой женщиной, похожей на серую тень, и звала её матерью. Овцы Стины Марии были всегда при ней, они спали рядом с девочкой в той же пещере, и Стина Мария очень любила слушать в темноте звон их колокольчиков.

Шли дни и ночи, уплывали месяцы и годы. Стина Мария всё пасла овец и ягнят в сумрачных подземных лесах, всё грезила и пела возле сумрачных вод, а время шло.

Вечное безмолвие непроницаемой пеленой окутывало подземное царство гномов. Стина Мария ни разу не слышала здесь ничего, кроме собственного голоса, мурлыкавшего песенку, кроме тихого позвякивания колокольчиков да птичьих криков, доносившихся из тумана, когда она вела своих овец на водопой.

Однажды она сидела на берегу в этом привычном безмолвии, смотрела, как пьют ягнята, перебирала пальцами в воде и ни о чём не думала. Как вдруг раздался такой грохот, что даже воздух задрожал и загудел над сумрачной водой, и откуда ни возьмись прозвучал голос такой оглушительный, что все деревья в сумрачных лесах склонились до самой земли, и над подземным царством громом раскатились слова, такие же древние, как сам хутор Капела:

Тук-тук-тук! Та-ра-ра!
Столько же овец сегодня,
Сколько было их вчера,
Ну а изгородь овечья вот насколько высока!

И тут Стина Мария словно пробудилась ото сна.

— Дедушка, милый, здесь я, здесь! — закричала девочка.