Нет у любви бесследно сгинуть права...

…В краю арабов жил да был один
Славнейший между шейхов властелин.

Шейх амиритов жизнь провел свою
В цветущем этом солнечном краю…

Приветлив с бедняками, справедлив
И славен меж арабов, как халиф.

Но лишь одна ждала его беда!
Он — раковина полая, куда

Не вложена жемчужина. Он — ствол,
Что ни одним побегом не зацвел…

Как он ни сеял — не всходил росток:
Все сына нет, все пуст его чертог!

Отцу и невдомек, что не слаба,
Но мешкает в решениях судьба.

Пусть поиски напрасны! Не ропщи,
Причину лучше тайную ищи.

Так связано все на земле узлом,
Что счастье вечно следует за злом.

И вот Аллах вознаградил отца
За должное смиренье до конца.

И родился младенец дорогой —
Такой любимый, слабенький такой…

Родные совершить обряд пришли
И мальчугана Кейсом нарекли.

И год прошел — ребенок рос и рос,
Стройней тюльпана, прихотливей роз,

Весь упоен предчувствием любви,
Чья сущность разлита в его крови,

Как будто от него исходит свет,
И весь он — мирозданию привет…

И счастлив был и ликовал отец,
Когда пошел он в школу наконец.

Был выбран и наставник, старший друг,
Знаток — преподаватель всех наук.

И рядом с Кейсом в тот же день и час
Шумит ватага сверстников, учась.

И каждый мальчик, ревностен и строг,
Готов учить и повторить урок.

А рядом с мальчиками у доски
Есть девочки. Друг другу не близки,

Они сошлись из разных стран и мест,
От всех племен, что ведомы окрест.

И Кейс меж них ученьем поглощен,
Но и другим предметом увлечен!

С ним рядом есть жемчужина одна,
Как бы с другого поднятая дна,

Еще не просверленная, в красе
Нежнейшей, — украшенье медресе.

Разубрана, как куколка, стройна,
Как кипарис, прелестна, как луна.

Шалунья! Взмах один ее ресниц
Пронзает сердце, повергает ниц.

Газель, чей смертоносен тихий взор.
Чья кротость в мире вызовет раздор.

И если кудри — ночь, то светлый лик
Как бы в когтях у ворона возник.

А крохотный медоточивый рот —
Предвестие всех будущих щедрот…

От черных кос, что стан ей обвили,
Зовут ее, как ночь саму, — Лейли.

Ее увидел Кейс и стал иным,
И сердце отдал за нее в калым.

Но и она, но и она полна
Предчувствием, — как будто от вина,

Которого пригубить ей нельзя,
Все закружилось, медленно скользя.

Пришла любовь. И первый же глоток
Из этой чаши — пламенный поток.

Но как им трудно в первый раз пьянеть,
Как странно им, как дивно пламенеть,

Как сладко им друг с другом рядом жить
И с каждым часом все нежней дружить.

И ежечасно сердце отдавать,
И никогда его не открывать!..

Товарищи учением полны,
А эти два влечением пьяны.

Те говорят словами, как и встарь,
У этих — свой учебник, свой словарь.

Те много книг прочтут, чтоб не забыть,
А эти миг цветут — лишь бы любить.

Те сочетают буквы для письма,
А эти лишь мечтают без ума.

Те знатоки в глаголах, в именах,
А эти онемели в смутных снах…

…И Кейс бродил, влюбленный и безмолвный,
Как зрелый плод, румяным соком полный.

Дни шли и шли. И день настал, когда
Пришла взаимных вздохов череда.

Жилища их любовь опустошила,
С мечом в руке над ними суд вершила.

И между тем как немы их уста,
Уже роились слухи неспроста.

И сорвана завеса с детской тайны,
И весь базар взволнован чрезвычайно…

Путь пламени любовь нашла сама —
И вырвалась. И Кейс сошел с ума.

Да, он, глядевший на Лейли украдкой,
Снедаем был безумной лихорадкой.

И рядом с ней, и близко от нее —
Лишь растравлял отчаянье свое.

Ведь сердце — путник над скалистой бездной, —
Когда сорвешься — помощь бесполезна.

А тот, кто этой доли не знавал,
Его Меджнуном странным называл.

Да, был он одержим. Не оттого ли
Он кличку подтверждал помимо воли?..

И он бродил по рынку и вдоль улиц,
И все, кто с ним, рыдающим, столкнулись,

Что на него дивились и глазели,
Что слышали напев его газели,—

Все ринулись за ним оравой шумной,
Кричали вслед: «Меджнун, Меджнун, безумный!»

А он и впрямь с рассвета до звезды
Не признавал ни сбруи, ни узды…

И что ни утро, он спешил босой,
Чтоб повстречаться с милою красой.

Простоволосый, он бежал в пустыню,
Чтоб увидать любимую святыню.

Он шел, чтобы к шатру ее прильнуть.
И долог был его обратный путь.

Быстрее ветра он спешил туда,—
Назад он плелся, будто сквозь года.

К ней он летел на сотне крыл летучих,
Назад — дорога в терниях колючих…

Отец скорбел о сыне и, поведав
О том родне, просил ее советов.

По мнению старейшин, лишь одна
Дорога здесь пригодна и честна:

Не медлить с начинанием, из мрака
Извлечь Меджнуна и добиться брака…

С почетом принят был шейх амиритов.
«В чем ты нуждаешься? Скажи открыто».

Тот отвечал: «Хочу быть ближе к вам,
Прошу вас верить искренним словам».

И без утайки все сказал соседу:
«Ищу родства с тобою, не посетуй!

Как сочетать твое дитя с моим?
Мой сын рожден в пустыне и томим

Тоской по родниковой, свежей влаге.
А я забочусь о сыновнем благе

И говорю об этом без стыда.
Моя семья богатствами горда,

И знатностью, и пышностью известна.
Есть у меня желанье дружбы честной,

А для вражды всегда оружье есть.
Мне — жемчуг твой. Тебе — хвала и честь.

Ты продаешь. Товар в цене сегодня.
Торгуйся, чтоб я выше цену поднял,

Запрашивай, покуда спрос велик».
Так кончил речь отец, и в тот же миг

Второй отец ответствовал учтиво:
«Ты говоришь весьма красноречиво.

Но пусть судьба решает за меня.
Могу ль сидеть у жгучего огня,

Не опаливши нашей дружбы честной?
Твой сын прекрасен, и родство мне лестно,

Но он для нас не родич и не друг,
Он счастья не внесет в семейный круг.

Он одержим безумием и болен.
Ты исцелить его, конечно, волен

Молитвами — тогда и приходи
Со сватовством. Но это — впереди!»…