Нет пути назад

– Это работает. Кроме содомитов, есть и другие группы людей, общество которых вы высокомерно и презрительно отвергаете.

– Господа, все то, что мы делаем, мы делаем отнюдь не ради того, чтобы помочь содомитам! Почему вы молчите?!

Все и в самом деле молчали, не трогаясь с места.

– Хорошо, господа! – ответил молодой офицер. – Если вы все считаете возможным идти на сделку с собственной совестью, то я не позволю! Слышите, не позволю!

Так и не сказав, что именно он не позволит, молодой офицер отбросил стул и направился в дом.

– Это проблема? – хладнокровно поинтересовался британский посланник.

Лицо ротмистра выражало одновременно и несогласие, и разочарование.

– Мы все ценим ваши советы, милорд, – сказал он, – однако то, что может быть допустимо на туманном Альбионе… в силу традиции, то недопустимо у нас. Если станет известно, что мы каким-либо образом имеем касательство к содомитам, от нас отвернутся и армия, и флот, и большая часть общества. Вы должны понимать, что на территории России такое не принято, более того, это неприемлемо, а мусульмане и вовсе считают содомию тяжелейшим преступлением. Так что о поддержке подобного рода не может быть и речи…

После выступления этого молодого капитан-лейтенанта застолье оказалось каким-то скомканным и быстро сошло на нет. Все собравшиеся… наверное, в будущем многие не раз вспомнят это застолье и сказанные здесь слова – но сейчас они относились к ним крайне негативно. Что же касается самого графа Сноудона, он не видел в этом провала, отнюдь нет. Сказанное слово рано или поздно приведет к действию, на каждый вопрос рано или поздно найдется ответ, ведь не бывает вопросов без ответов. Россия была сильна всем, кроме одного: в вопросах власти и манипулирования властью она была поразительно наивна и незрела. Мысли всех тех, кто тут собрался, не шли дальше гвардейского переворота с воззванием к войскам и к народу. При отсутствии реальной политической борьбы – откуда взяться подобному опыту, согласитесь. И именно эта ахиллесова пята должна была рано или поздно привести к крушению и монархии, и России. Потому что, если элита заражается вирусом политических игрищ и интриг, если они заменяют реальное дело и реальное служение… если они заменяют даже зарабатывание денег, обычное и ничем не постыдное занятие для любого, рано или поздно элита страны входит в смертельный клинч с двором[46]. И кто бы ни победил, такой, как раньше, страна уже не будет.

Граф Сноудон благоразумно отказался остаться на ночь, даже несмотря на настойчивые просьбы и уверения в том, что дорога по ночам опасна и душманов в округе полно. Он не хотел быть свидетелем чего-то такого, после чего он стал бы «опасным свидетелем», и не хотел бы, чтобы присутствовавшие здесь в припадке раскаяния просто убили его как свидетеля их слов за столом. Откланявшись, он немедленно выехал.

Какое-то время они ехали молча. Потом Кейн процедил сквозь зубы:

– Всего один достойный человек…

– Да уж. Впрочем, я уже говорил тебе, что в разведке нет недостойных, в разведке есть ненужные.

Кейна такие слова явно не устроили – он был мрачнее тучи и держал руль так, что тот в любую минуту мог разломиться.

– Уж не скучаешь ли ты по своему детству?.. – спросил граф.

– Да, черт возьми, скучаю, – вдруг сказал Кейн, – знаешь, когда я играл в переулках у Месы[47], у нас была целая компания. Я, англичанин. Сын германского посла. Русские – и дворяне, и нет. Дети местных торговцев. Мы даже общались на смеси языков, никто из нас не знал толком язык другого. Но знаешь что, друг мой? Почему-то у всех нас понятия о том, что можно, что нельзя, что есть подлость, что есть предательство, были одинаковые. Моего лучшего друга тогда звали Мехмет, и он был сыном турецкого моряка, перешедшего на службу к русским, но клянусь, он был мне ближе, чем…

– Чем я, например?

– Я этого не говорил.

– Но подумал? – продолжал допытываться граф.

– Нет, черт возьми, не подумал. Предательству нет оправданий. Но знаешь что, это до чертиков мне надоело.

– Они наши враги, – сказал Сноудон, – это дезинформация. Среди них есть честные и отважные люди. Но есть и такие, и мы должны этим воспользоваться. Ты думаешь, у нас все чисты? И русские не пытаются этим воспользоваться, и может быть, прямо сейчас?!

– В последние несколько недель, когда я был в России, – продолжил Кейн будто не слыша, – мои русские друзья пошли со мной в поход. Мы уже знали, что через некоторое время моего отца отзывают обратно в Лондон и я должен буду покинуть Россию навсегда. Это были русские мальчишки, такие же как я. Я был англичанином, можно сказать, представителем Би-Пи[48], на меня смотрели как на инструктора, и я не мог уронить честь старой доброй… А времена тогда были такие, что могла разразиться и ядерная война. Я должен был помнить о поражении, черт возьми. Об унижении нации, о Скапа-Флоу. Я должен был ненавидеть их, но вместо этого мы сидели у костра, сушили носки и жарили украденную с фермерского поля картошку, нанизанную на прутики…

Кейн помолчал и добавил: