Он осмотрелся, когда входил в часовню мимо гроба Мойры, но мало что воспринял. Конечно, среди всего этого народа он узнал несколько лиц. Еще он заметил Карен Медоуз, которая сидела позади у двери. Он был рад увидеть ее здесь. Однажды ей случилось стать хорошим другом для Мойры, как раз когда он сам был для нее кем угодно, но не по-настоящему близким человеком.
Дочки Мойры пригласили всех домой после похорон, чтобы выпить и закусить. Традиция, которая никогда не нравилась Келли, но он даже и не думал возражать, так как знал, что это расстроит девочек.
Когда они шли к парковке крематория, Карен Медоуз подошла к Келли и слегка коснулась его руки.
– Мне действительно очень жаль, Келли, – тихо сказала она.
– Я знаю, – ответил он.
– Да, всем нам будет очень не хватать твоей Мойры.
– Да.
Обыкновенные банальности – но Келли знал, что каждое слово было произнесено абсолютно искренне.
– Послушай, у меня никак не получится зайти, потому что я ужасно опаздываю, но я буду думать о тебе, о'кей?
– Да, да.
И он быстро отвернулся. Ему не нравилось, когда люди видели, что он растроган. По этой же причине он предпочел поехать домой один, а не с дочками Мойры и другими членами семьи на похоронном лимузине, и, направляясь к своей машине, он был рад.
От дома Мойры он свернул на Баббакомб и направился вдоль побережья к смотровой площадке, где он тихо просидел несколько минут, смотря на море и чувствуя облегчение оттого, что он в полном одиночестве. Был прекрасный день для этого времени года. Море искрилось.
Он думал о том, как бы поехать по крутому ветреному холму, по дороге, что ведет к «Кэри-Армз», одному из его любимых пабов, расположенному прямо на пляже Баббакомба. Но у него действительно не было на это времени. Хотя, если бы он пил по-прежнему, у него бы, конечно, нашлось время. И он бы круто напился. Но это стало бы последним оскорблением Мойры, которая оказала ему такую поддержку, когда он в конце концов избавился от этой привычки. Так что вместо этого он просто уселся поудобнее и скрутил сигаретку. Он выкурил ее с благодарным чувством, сидя в своем маленьком «MG», посматривая из открытого окна на блестящую темно-синюю гладь Атлантического океана с правой стороны и на ряды прибрежных отелей с левой, почти не думая, почти не двигаясь, почти не видя. Он не сломался и не заплакал. Было такое чувство, словно он выше этого. Он просто хотел немного побыть наедине с собой, прежде чем вновь присоединиться к остальным присутствующим на похоронах.
Когда он подъехал к дому Мойры, что находился лишь через несколько улиц от его собственного на улице Святой Марии, помещение было уже переполнено людьми. Келли не мог определить точно, сколько пришло народу, так как все находились в разных комнатах. Группа женщин, в которых он с трудом узнал коллег Мойры по больнице, со стаканами белого вина в руках, вместе хихикали. Несмотря на повод, по которому собрались эти люди, встреча уже походила на тот шум и гам, что всегда бывает, когда много людей выпивает вместе.
Келли уже не в первый раз поразился тому, что люди умеют отлично проводить время на похоронах.
Он пробрался через холл и гостиную, обмениваясь приветствиями и принимая соболезнования, в основном от людей, которых он знать не знал, пока наконец не добрался до кухни в задней части дома.
Несмотря на то, что девочки специально наняли людей обслуживать поминки, все три были на кухне. Они унаследовали это от матери. Имея привычку к порядку, они любили держать все под своим контролем. Бедная Мойра, уже в тысячный раз подумал Келли. В действительности он никогда не был под ее контролем. Не настолько, насколько ей хотелось.
Дженифер пододвинула к Келли поднос, на котором были рулет с сосисками и сэндвичи. Он помотал головой. У него было такое чувство, что он никогда в жизни больше не будет есть. Вместо этого он дотронулся до руки Дженифер, державшей поднос, и выдавил из себя слабую улыбку. Она все еще выглядела неестественно бледной и ужасно усталой. Ему вдруг стало ее очень жалко. Она прекрасно вытерпела тяжелую ношу всех последних дней. А она была еще так молода. Это должно было сказаться на ней.
– Тебе надо бы немного отдохнуть, – сказал он ей.
– Я не могу спать.
– Я знаю. Я тоже.
Она поставила поднос и подошла к нему, чтобы он обнял ее.
– Знаешь, ты просто молодчина, – сказал он. – Может, тебе следует сходить к врачу, и он пропишет тебе что-нибудь, чтобы ты могла уснуть.
– Может.
Она отодвинулась от него и вновь взяла поднос с едой:
– Я только собиралась предложить все это гостям в соседней комнате.
Он проводил ее взглядом. Голова поднята высоко, спина прямая. Как всегда, он жалел, что не смог найти для нее других слов. Правильных. Слов, которые не были бы избитыми или снисходительными, слов, что могли бы хоть немного облегчить страдание. Хотя вряд ли это было возможно.