Нет ничего невозможного. Путь к вершине

Когда я завершаю забег, мне нужно несколько секунд или минут на восстановление. Точно так же, когда я возвращаюсь из важной экспедиции, необходимо определенное время, чтобы все переварить и усвоить. Но ни людям, ни средствам массовой информации не хватает терпения. Они хотят немедленно знать, что я пережил, что чувствовал. «Да я сам еще не понял все, что почувствовал и пережил!» Когда меня атакуют с вопросами — и мне неловко в этом признаваться, но так и есть, — иногда получается только сказать какую-то глупость с претензией на изящество или выдать банальный автоматический ответ, совершенно неинтересный, который может показаться даже пренебрежительным. У меня возникает ощущение, будто мне в горло суют пальцы, чтобы вызвать рвоту, не дав переварить съеденное.

В экспедициях мне больше всего нравится как раз возможность отключиться от мира, от всего и от всех, возможность общаться только с теми, кого я люблю, и с горами. Возможность знать, что мне в затылок не смотрит пара глаз, наблюдающих и анализирующих каждое мое слово или движение. Поэтому, когда я снова погружаюсь в реальный мир, мне нужно время на адаптацию, на акклиматизацию.

Мне пришла в голову другая гениальная идея: я рассказал Эмели и своему агенту, что хочу исчезнуть. Хотя они не стали имитировать удивление, когда об этом услышали, они встретили идею со скепсисом и сказали, что моя задача — жить и мотивировать других на занятия спортом, на общение с природой… В общем, уговорили.

Я не выбирал быть чьим-то кумиром. И, если честно, иногда меня это отталкивает. Я никогда не хотел быть примером; сожалею, но выбора мне не оставили. В то же время я не хочу, чтобы мне когда-либо пришлось начать или перестать чем-то заниматься под давлением других.

Листья, планируя в воздухе, опускались с веток на землю, по поверхности гор проходилась снежная кисть. Постепенно я снова, укрывшись в Норвегии, привык к людям. Мне опять стали сниться горы — те, что каждый понимает по-разному. Горы, в которых ищут не препятствия, высоты или эстетику, а самих себя. Форма каждой горы разная для каждого, кто хочет подняться. Одиночное восхождение — это не ощущение камней под пальцами, а то, что бьется внутри, когда тело борется с внешними препятствиями. Далеко от шума, где вершина — лишь точка на географической карте, мы проживаем целую жизнь. Каждый покоренный пик, каждый потерянный друг и каждое прерванное восхождение оставляют на нашей коже шрамы.

Возможно, старость будет именно такой: на теле не останется места ни для одного нового шрама. Смогу ли я тогда подниматься в горы с чувством настоящей, зрелой свободы? Когда пойму, что любовь — это отказ от свободы, а свобода — принятие безусловной любви? Наступит момент, когда тело перестанет слушать приказы мозга, а кожа в шрамах будет скучать по молодости. Я хочу и в восемьдесят лет остаться ребенком, который прислушивается к сиюминутным желаниям, не думая о необходимости строить будущее. Я хочу прожить каждый этап своей любви к горам на полную катушку, с горящими глазами и диким сердцем, бесконтрольно, с дрожью в ногах от восхождений на вершины. До тех пор, пока окончательная старость не погасит мое тело.

Глава 4. Мои товарищи по мечтам

* * *

Шло лето 1938 года. Андерль Хекмайр, Фриц Каспарек, Людвиг Фёрг и Генрих Харрер приближались к вершине Эйгера, что в швейцарском Оберланде, после первого в истории восхождения по северной стене. Так была покорена последняя альпийская вершина — решилась последняя проблема, как написал Хекмайр в своей книге «Три последние проблемы Альп». Две предыдущие были покорены чуть раньше, в то же десятилетие. Как и Эйгер, они представляли собой лед и камень: это северная стена Маттерхорна и северная стена Гранд-Жораса. Первая — достижение братьев Шмид в 1931 году, а вторая была покорена Мартином Майером и Рудольфом Петерсом тремя годами позже. Первым, кто взошел по всем трем северным стенам, стал великий французский альпинист и гид Гастон Ребюффа между 1945 и 1952 годами. Позже по этим стенам поднимались зимой, в одиночку, с большой скоростью и совмещая все три за несколько часов.