Нет ничего невозможного. Путь к вершине

Да, несомненно, мне нравится побеждать, но мне нравится и проигрывать. Я люблю быть рядом с новыми спортсменами, более мотивированными, чем я, лучше подготовленными, сильнее жаждущими познать мир. Соревноваться рядом с ними — это подзарядка моих батареек. Мне хочется больше знать о них, чтобы, если смогу, задать им жару в борьбе. В общем, соревнования отчасти становятся чек-листом, по которому я проверяю, могу ли поддерживать свой уровень и приносят ли мои тренировки и их изменения те плоды, которых я ожидаю. И еще одна деталь: кто-нибудь знает лучший способ потренироваться на износ, чем участие в чемпионате мира, UTMB или Сьерре — Зеналь?[43]

Эверест осенью

В Европе начинаются дожди, а дни становятся более короткими и серыми. А в Гималаях тем временем облака нехотя прощаются с вершинами, и на их место приходит солнечный свет. Осень в Непале — красивейший сезон. Можно взять небольшой рюкзак с самым необходимым, бегать от одной долины к другой, есть и спать в деревнях и каждый день подниматься на вершины.

Мы съездили в Тибет в начале сентября 2016 года. Потом, вернувшись домой и проведя пару пробежек, чтобы понять, нормально ли работает тело после месячной экспедиции, я почувствовал объятия осени. На севере это серые дни, когда люди сидят дома и ждут. Снаружи идет дождь или снег. Ночи становятся все длиннее — и, чтобы они стали короче, можно подниматься в горы. Для меня это момент, когда начинается и заканчивается год, когда я рефлексирую и анализирую соревновательный сезон. Что я делаю? Тренируюсь. Тренируюсь и тренируюсь. Это регулярная, простая, тяжелая работа, которой этот сезон отличается от всех остальных, — ведь большую часть года я провожу в переездах между соревнованиями и вершинами.

Вернувшись с Эвереста[44], я столкнулся с разными реакциями, как всегда бывает после того или иного проекта. Одни из этих реакций — непонимание и непринятие. Всегда есть кто-то, кто меня не принимает: одни просто не могут понять, чем я занимаюсь, другие думают, что это невозможно без хитростей, допинга и мошенничества. Я встречаюсь и с обожанием: даже если люди точно не понимают, что я сделал, они впечатляются громкими словами вроде «Эверест» и цифрами, ведь их способен понять и сравнить (не зная с чем) кто угодно. Еще есть те, кому все равно (пожалуй, самые мудрые), и, наконец, небольшая группа тех, кто понимает каждую деталь и разрабатывает собственные сумасшедшие теории, чтобы повысить мотивацию или под новым углом посмотреть на свои проекты. Ну что ж, все люди разные.

Когда ты довольно долго был один, а потом возвращаешься в социум, адаптироваться непросто. В моем случае приходится снова становиться Килианом Жорнетом — не человеком, а именем, персонажем. Жизнь, где меня узнают на улицах, пугает меня и провоцирует панику, которую трудно объяснить. Моему самому асоциальному «я» хорошо жилось, и я не хочу возвращаться в кабалу жизни в обществе.

Еще в базовом лагере, когда меня начали беспокоить эти мысли, пока мы собирали палатки и упаковывали снаряжение, в голову пришла идея:

— Эй, Себ, слушай! А давай отправим сообщение, что я погиб? Это мгновенно взорвет твиттер и станет правдой. Потом скажем Эмели, моим родителям и сестре, что это не так и что я объявил о своей смерти ради свободы и анонимности.

Хотя эта идея казалась мне и правда гениальной, Себ не разделил моего энтузиазма.

— Чувак, ну не надо быть такой уж тварью, а? Ты, наверное, не подумал, что, сам того не желая, многим людям причинишь боль.

— Да пошли они в задницу! — подскочил я. Какое-то время я переваривал его ответ и в конце концов завершил диалог, хотя и не полностью убежденный: — Ладно, хорошо, согласен, может, сейчас не лучший момент для этого…

Опустив голову, я продолжил собирать вещи, разбросанные по территории нашего лагеря, и размышлял, что очень скоро мне придется привыкнуть к мельтешащим вокруг людям. Да, вы правы, в старости я буду невыносимым. Если в тридцать лет я уже такой, то в будущем точно превращусь в одного из дедов, которые, когда мимо проходит незнакомец, чуть отодвигают занавеску, чтобы недоверчиво посмотреть одним глазом, или, когда знакомый звонит в дверь, замирают, чтобы он подумал, что никого нет дома. Ух, какой ужас, меня же никто не сможет вытерпеть рядом!