К моменту, когда Ника подняла вопрос об оркестре, то есть через три года после этой одноглазой истории, Нельсон успел порадовать семейство писателя Дмитрия Бурга четырьмя полноценными приплодами. Полноценными — это значило не два там или жалкие три мяукающие существа. Это означало восемь котят в первый раз и три раза по семь в остальных случаях. Вот так! Нельсон оказался женщиной!
— Ясное дело, — прокомментировала ситуацию заметно подросшая Никуська, — когда ей глаз лечили и живот, врачам не до пиписьки было, неужели не понятно?
— Просто Нельсон, хорошо зная недостатки собственной внешности, не в силах кому-либо отказать: отсюда истоки её смиренности и безотказности, — прояснила адмираличьи амбиции Инка уже со своей стороны. — Было бы у неё зрение, как у всех, уверена, Нельсон не проявила бы подобную расточительность по женской линии.
— А давайте фарфоровый глаз ей вставим? — внезапно предложила моя сострадательная дочь. — Один к одному как второй. Ведь никто об этом, кроме нас, не будет знать, и тогда она хотя бы попробует себя защитить, а?
Мои девочки обсуждали судьбу котят, деликатно подхихикивая и мягко подтрунивая над трогательной ситуацией, в которую попала Нельсон и сами они, а я в это время прикидывал, и довольно серьёзно, какой из способов снятия собственного стресса является наилучшим. И понял — утопить новорождённых в помойном ведре. Ночью. Когда все заснут. А на другой день свезти Нельсон на платную операцию и вырезать у неё яичники. Или кошачью матку. Не знаю, чего там у них вырезают.
Понял и ужаснулся, потому что и на самом деле подумал об этом вполне нешуточно, без всякой оглядки на полагающееся в таком деле присутствие искромётного юмора.
Кошкиных детей удалось пристроить почти всех. Но это лишь в первый раз, и то благодаря одной блаженной издательской тётке, поклоннице моих душещипательных историй, в силу искренней и глуповатой любви к которым она и понеслась по знакомым сотрапезникам, получокнутым поедателям моих сочинений — распределять котят от Бурга, да-да, от того самого, нашего с вами Дмитрий Леонидыча. И книгу подпишет, если чего, так что имейте в виду и соседям расскажите, если кто читал нашего любимого сочинителя.
С тремя другими приплодами было уже сложней. Во-первых, потому, что Нельсон вконец обнаглела, окончательно поняв, в какой приличный дом попала, и в этой связи совершенно перестала предохраняться, в самом плохом смысле слова. Да и на повышенный рацион уже привыкла переходить при каждом очередном разрешении от бремени.
Во-вторых, число сотрапезников моей издательской тётки тоже оказалось небеспредельным, несмотря на не утихающий интерес к творчеству кошачьего владельца. То есть хочу сказать, читать — читали, но от котов стали потихоньку отказываться, ссылаясь на невозможность содержать животное из-за дорогостоящих кормов. То бишь, либо кошка от Бурга, либо книжка от него же. Вместе перестало получаться — инфляция.
В-третьих, потому, что всех новорождённых зверей Никуська всякий раз умоляла оставить в доме. Для воспитания и выращивания здорового потомства. Не зная того, разумеется, как медленно, плавными уверенными толчками набирают во мне обороты негодяйские настроения относительно всего живого в доме. За исключением, конечно, любимой жены, единственной дочки и свежевыжатых соков от овощей и фруктов.
Этот столь рано вызревший Никин материнский инстинкт сыграл впоследствии немаловажную роль, когда основные заботы по Джазу легли на её неокрепшие плечи. Но это потом, снова забегаю вперёд.
Так вот, о ребёночке для оркестра. Мы тогда, помню, посмеялись с Инкой над Никуськиной идеей соединить родное и неродное в органичное триединство. И просто забыли об этом. Ника немножко подулась и тоже, в общем, перестала приставать, ощутив настроение родителей насчёт вброшенной ею провокации. Примерно в то же время мы окончательно определились с планами возвращения на Гоа через пять месяцев, чтобы рожать там пацана, как было давно решено. Никуська в свои четырнадцать была уже слишком самостоятельным и ответственным подростком, чтобы мы всерьёз могли думать, что без нас она не справится с учёбой и домом. Да и кошек в квартире, кроме Нельсон, на тот момент, считай, не было совсем. Всего две непристроенные юные кошары. Что означало устойчивый практический ноль. Правда, и были они такие, как мать: расчётливые, хитрющие и вечно голодные.