Нет

Уже совсем спать хотел (а еще больше хотел — лечь в кровать и расслабиться хорошо под специально отложенный в сторону «Тайский массаж»), но решил заглянуть все-таки в маленькую коробку, на четыре биона; там, судя по надписям, все то же самое было, — правда, менее тривиальные какие-то вещи, не эротика + эротика, постранней, — но я решил все-таки накатать один — для порядку просто; выбрал «Мокрая трава + пресыщение + черн. соб.» — что за черн. соб.? Черная собака? Был еще «Холод + теплое одеяло», но не хотелось сейчас таких сенсорных ребусов; а «Мокрая трава + пресыщение + черн. соб.» оказался, кажется, запоротым, вернее, с ярлыком, не соответствующим надписи: не микс, а просто странноватая, низкокачественная, с сильными помехами запись, на которой из-за помех, видимо, кажется, что все немного красноватое вокруг и ногами висишь в воздухе — но не микс точно, нет раздвоенности, какой-то эксперимент? На всякий случай попробовал еще один шарик: «6 часов сидения + прыжок с вышки» — тот же эффект, некачественная запись вместо микса, правда, не слишком приятная на этот раз и несколько странная: вдруг понимаешь, что лежишь с широко раскрытыми глазами на какой-то красной воде (как можно ощущать «красное»? — но я почему-то уверен был, что именно «красное») лицом вниз, все колышется, и тело колышется, и я даже инстинктивно дернул головой назад, силясь вынырнуть, — но тут же понял, что, хотя у меня рот и нос полны этой красной воды (какой-то привкус, не смог опознать, но не кровь, не будем демонизировать на пустом месте), я совершенно свободно, медленно и глубоко дышу… Странная запись и сильно неприятное ощущение, видимо, тоже не микс — по крайней мере, с ярлыком ничего общего; может, играл с монтажом или с зачисткой, что-то такое. Надо будет два других посмотреть еще, но, кажется, в этой коробке какие-то незаконченные пробы. Но зато большая коробка — это сокровище, видимо. Завтра начать. Завтра же, не откладывая. Сделаем мальчику посмертную славу.

Глава 73

— Ой, ну перестань, Ади, ради бога! Я не хочу хамить, но ты просто несусветные глупости говоришь, несусветные! — И Хелен раздраженно ткнула вилкой в одноразовый горшочек с русским жарким. — Да если бы не «зеленые», у нас бы сейчас не было на земле вообще ничего, кроме людей, ни-че-го!

Ади был настолько раздражен, что в какой-то момент готов был просто швырнуть палочки и выйти из-за стола; не тем даже раздражен, что дурочка эта потряхивает грудями и с величайшим апломбом говорит о том, в чем даже ручной комодо смыслит больше, чем она, — но тем, что обед превратился в политические дебаты и бессмысленное пережевывание соплей, а хотелось расслабиться и как-то тихо, со смаком, пожевать селедки, пельменей, еще чего-то с непроизносимым названием, — русская забегаловка на Тэтчер-стрит пакует в пластик и приволакивает в студию меньше чем за пятнадцать минут, если позвонить с двенадцати до шести — «а в субботу до пяти, сэр!» Ади раздражало еще и то, что Хелен, и Хана, и даже дурочка Калиппа (почему-то не морфированный до нормального состояния огромный шнобель; маслиновые глаза в темных складках; ей Гросс медленно и внятно повторял каждую фразу, прежде чем включал запись, — совсем идиотка) — все, все, как нормальные люди, ели вилками, а Хелен держала свою даже не без изящества — двумя пальчиками, отставив мизинец, — и только он, Ади, каждый раз, когда заказывали русское или итальянское и приносили ужасные эти трезубцы, которыми ничего нельзя взять и каждый пельмень приходится полчаса постыдно гонять по тарелке, — каждый раз он чувствовал себя неуклюжим идиотом, когда шел за вилкой на кухню; в первый день съемок, кстати, не было еще на кухне ничего из посуды и чопстиков тоже — и он остался голодным фактически… Словом, каждый раз, когда заказывали русское, Ади чувствовал себя немножко противно и глупо как-то, и тут еще разговор о Чечне и праве на свою территорию, и тут эти сиськи говорящие начали объяснять, что надо оставить Марс коренным синим инфузориям, или оранжевым плазматориям, или как там их, словом — этим МПК.

— Давай, Хелен, красавица, я тебе расскажу кое-что про «зеленых», чего тут, в Америке, никто не знает: мой дед, который, между прочим, приехал сюда в две тысячи пятом году — ага! — из Австралии, а ты не знала? — так вот, удивись, мой дед — на секундочку профессор экологии, лауреат Валленштейнской премии, на секундочку, если тебе это о чем-то говорит! Так вот, дед всю жизнь занимался темой влияния человеческой деятельности на климат. И знаешь, что он показал, знаешь, за что ему премию дали? Он показал, что если бы «зеленые» не лезли и дали истреблять панд тем темпом, каким люди их когда-то истребляли, то не было бы двадцать лет назад в Австралии эпидемии Ю-4! А? Как тебе?

Брови Хелен треугольничком поползли вверх.

— Это как? Это почему?

— Вот извини, дорогая, не буду я тебе сейчас рассказывать про ресурсность и про биологический отбор, но коротко: у людей и у панд там были общие ресурсы, а механизмы включения эпидемий, как тебя небось в школе учили, работают как?