Нет

Не окончив записи, поднялась и пошла в палату. Состояние средней тяжести — это, конечно, лучше, чем тяжелое состояние, но радоваться еще рано. Тревога не отпускала ее ни ночью, ни утром, ни днем.

Отступление в прошлое было его тактической уловкой, его военной хитростью, его спасением от тревог, болей и неопределенности, окруживших Хабарова в больнице. Он как бы командовал себе: «Назад!» — и заставлял память вытаскивать из своего арсенала давно забытые, потускневшие, казалось, навсегда утраченные картины.

Учительница литературы, молодящаяся, мелко-мелко завитая Прасковья Максимовна предложила классу домашнее сочинение «Человек — это звучит гордо». При этом учительница предупредила, что каждый волен либо рассказать о горьковских героях, либо написать на так называемую «вольную тему». Важно раскрыть содержание слов Горького, проиллюстрировать их достаточно убедительными примерами или одним примером.

— И, пожалуйста, не старайтесь изводить как можно больше бумаги. Держите в уме слова Антона Павловича Чехова: «Краткость — сестра таланта». Ваша главная задача — быть убедительными, — сказала Прасковья Максимовна.

Это было ужасно давно, но, оказывается, Хабаров хорошо запомнил, как он обдумывал и как писал сочинение. Навалившись грудью на край стола, Виктор сидел без единой мысли в голове и разглядывал зеленый лист толстой бумаги, заменявшей давно истершееся сукно. Весь лист был изрисован силуэтами самолетов и пухлыми, будто взбитыми из мыльной пены, облаками. Рядом с самыми причудливыми летательными аппаратами кроме облаков парили еще взятые в аккуратные рамки основные физические формулы.

Была ранняя весна, и солнце ломилось в дом сквозь замазанное, помутневшее за зиму окно.

Сначала Виктор почему-то вспомнил чрезвычайно взволновавшую его историю гибели Льва Макаровича Мациевича.

Капитан Мациевич — один из первых русских летчиков, любимец петербургской публики — погиб 7 октября 1910 года во время показательных полетов. Он взлетел под вечер, когда солнце уже клонилось к закату. Набрав высоту, капитан описал широкий круг над аэродромом и начал второй. Внезапно его утлую машину тряхнуло, и пилота выбросило из кресла. В ту пору в авиации не существовало ни привязных ремней, ни парашютов. И вот в медном предзакатном небе стали падать два черных креста: один — большой, опутанный расчалками — самолет, другой — маленький, нечеткий, до ужаса обреченный — человек…

Никогда еще не летавший, но страстно увлеченный самолетами, небом, Виктор представил себе упругую, холодную струю воздуха, бившую в лицо капитана, стремительно растущую в его глазах зеленую землю и цепенящий ужас, охвативший беспомощного пилота…

Описание катастрофы Виктор незадолго перед этим прочел в популярном авиационном журнале. Статья называлась «Первая жертва русской авиации».

Разглядывая самолеты, облака и физические формулы, украшавшие стол, представляя капитана Мациевича, крестом падающего в пустом небе, Виктор мысленно произнес: «Нет!»

Что именно означало «нет», он и сам точно не знал.

Не так должен был погибнуть один из лучших пилотов России? Вполне возможно.

А может быть, Виктору пришло в голову и другое: «На этом факте сочинения не напишешь».

Он перечитал заглавие «Человек — это звучит гордо» и решил: «Пожалуй, правильнее было бы сказать: человек — это должно звучать гордо». Но классиков не редактируют. Во всяком случае, ученики средней школы…

Виктор уже давно интересовался авиацией, знал не только типы и марки чуть ли не всех действующих самолетов в мире, не только главные рекорды и их обладателей, но и судьбы множества летчиков, чьим трудам, мужеству и отваге покорялось небо. У него были свои любимцы среди старых авиаторов и герои, к которым он относился равнодушно.

Виктор обожал несправедливо забытого Михаила Никифоровича Ефимова, первого пилота России, почти «вприглядку» выучившегося летать у Фармана, готов был молиться на рыжего заику Сергея Исаевича Уточкина, веселого великана, велосипедиста, азартного картежника, гонщика-мотоциклиста, так жарко блеснувшего на утреннем горизонте отечественной авиации и так нелепо угасшего в тифозной эпидемии гражданской войны…

Виктору чрезвычайно импонировал Губерт Латам, известнейший охотник, спортсмен и на редкость удачливый авиатор, погибший, кстати сказать, вовсе не в небе, а на буйволиной охоте.

Но сейчас он вспомнил о Гильбо и Рисере-Ларсене, пилотах его главного бога — Амундсена. Арктика цепко хранила тайну Амундсеновой гибели. Его самолет улетел со Шпицбергена летом 1928 года и исчез во льдах, а теперь уже и во времени. И никто ничего не знал и, вероятно, никогда уже не узнает, как это было, как это могло быть…

И тут Виктор начал писать сочинение на так называемую «вольную тему».