Нет

Предвижу возражения: «На кой черт такие фокусы, если нагрузки на рули при непосредственно ручном управлении будут килограммов 80?. Верно, но, когда бывает совсем плохо, люди делаются очень сильными, и восемьдесят килограммов свернуть можно. Берусь!

Вадим Сергеевич, я знаю, Вы у нас самый главный поборник автоматизации. Вероятно, это признак не только современности, но и Вашей причастности к будущему. Однако разумно ли сразу лишать летчика средств активного воздействия чуть ли не на все агрегаты машины? Спарьте, обязательно спарьте (хотя бы пока) автоматику с ручным управлением. Пусть пройдет какое-то время, пусть Ваши автоматы потрясутся на всех режимах, пусть поживут под током, пусть померзнут на высоте, словом, пусть на практике докажут, какие они хорошие и надежные. И тогда уже выбрасывайте к чертям собачьим дополнительное ручное управление. Можете не сомневаться, мы, летчики, первыми скажем Вам за это спасибо…

Знаю, Вам сейчас тошно. Знаю, не все в большом сером доме приветствуют Вас так же радостно, как месяц назад. Но Вы не поддавайтесь! Когда я сказал про сороковку — престижная машина, — я имел в виду не Ваш престиж. Вы слишком много и хорошо поработали, чтобы Ваш авторитет в авиации можно было зачеркнуть или хотя бы поколебать одной неудачей. Я имел в виду престиж тех, кто не строит самолетов, а только докладывает об очередных успехах; я имел в виду Ваших постоянных спутников за столом президиумов, что взяли себе в привычку раскланиваться за Вас, когда, как принято говорить, «зал гремит овациями». Надеюсь, Вы поняли меня правильно.

Летчик остановился и долго глядел вдаль. Он думал: «Писать или не писать?» История была длинной и запутанной. С год назад Генеральный устроил перевод своему заместителю Илье Григорьевичу Аснеру в министерство. Перевод был почетный. С прибавкой в окладе, с громким названием Главный специалист… Но все чувствовали — Генеральный и заместитель не поладили. Аснер был талантливым инженером и очень деятельным руководителем, он снимал с Генерального все повседневные заботы: доводку машин, переговоры со смежниками, проталкивание и пробивание. Но у Ильи Григорьевича был нелегкий характер — резкий, взрывчатый. И все началось с пустяка. Ведущий инженер принес на подпись Аснеру полетный лист.

— С Генеральным согласовано, но его сейчас нет, — сказал ведущий. — Вы подпишете, Илья Григорьевич?

— А почему заменили второго пилота? — спросил Аснер.

— Володин приболел, поставили Бокуна…

— Бокун на это задание не полетит.

— Но Генеральный не возражает….

— А я возражаю. Бокун не знает машины, не знает оборудования, и вообще он не допущен к такой работе. Ах, вы не согласны? Прекрасно! Ну и пусть Генеральный вам подписывает. Все, ступайте.

Были и другие стычки. Однажды, выведенный из себя упрямством Аснера, Генеральный спросил:

— Илья Григорьевич, кто, в конце концов, здесь все-таки старший — вы или я?

Спрошено было при людях, на совещании. И Аснер незамедлительно ответил:

— К сожалению, вы… Генеральный обиделся всерьез.

С тех пор как Аснер ушел в министерство, из бюро исчезла главная сдерживающая сила и заметно разладились многие звенья хорошо сработанного исполнительного аппарата.

Летчик взял ручку и быстро написал: