Нет

Сейчас, небось, только один человек в мире не думает о деньгах. Эта израильская сучка, получившая половину сбережений и половину страховки моего брата и тратящая эти деньги, небось, потихоньку в память о Лисе. Домик, наверное, купила, чтобы было где его уютно поминать, машинку новую – на кладбище ездить… От бессилия у меня даже начинают ныть руки. Два юриста – один, сука, взял пятьдесят азов за консультацию! – второй хоть не взял ничего, когда сказал, что ничем не может помочь, юридически все законно, жена, не жена – неважно, то, что у меня есть семья, тоже ничего не меняет, и Еввкин фонд открыть до срока невозможно… И потом, когда я от него вышел, было так стыдно за то, что нервничал и суетился при нем, что не сделал вид, будто пришел просто поинтересоваться – ну, как положено богатому человеку, – нельзя ли где ухватить еще кусочек… Потом назло пошел и пообедал в «Ностальжи» – почти на всю сумму, которая оставалась. Надо сказать Адели, чтобы заняла сколько-то у отца. Надо как-то решить эту проблему раз и навсегда, невозможно так жить, тошно, стыдно, тошно, тошно… Бог с ним, с «юридически». Надо ехать к ней, ехать. Надо по-человечески понять, что нельзя, а что можно. У меня, в конце концов, семья, у меня ребенок! Лис наверняка говорил обо мне, и вряд ли хорошее, я его знаю, ох; но Еввку он обожал – неужели она не поймет, что надо отдать мне деньги, когда я расскажу, что у Еввки до сих пор нет своего комма, что ради ее лечения нам пришлось продать квартиру (неправда; но ценная неправда), что… Зная своего братца, я подозреваю, что его нареченная должна двое суток рыдать при виде раздавленного котенка. Все должно получиться. И откладывать дальше нельзя – потому что она там тратит себе мои деньги! И потому что калька… Тут может очень помочь калька. Не мне, я же не для себя. Еввке. Он всю жизнь помогал Еввке. Разве он был бы против и теперь помочь Еввке? И если бы от запаха вина, и мыла, и сахарной пудры, и теплого Таниного тела на меня не накатывала такая сладость и такая истома, и не закрывались глаза и веки бы не слипались, я бы даже не стал откладывать до утра заказ билетов. Пусть Адель займет у отца деньги, после этой поездки я ему все верну с лихвой.

Глава 86

Слезки капают, а ведь я большой уже, а ведь я далеко оттуда, я в дому, в тепле своей спаленки, нету рядом со мной никаких людей в черных шляпах, нет рядом никакой взрывчатки, ни киоска со сластями рядом нет, ни маленькой девочки с оторванными руками, но живой и в сознании, которую несут бегом на носилках к машине «полумесяца», а руки ее сзади в отдельном мешке несут. Все это далеко, я здесь, оно там, я большой уже, я полицейский, я по долгу службы и не такое видел – и никогда не плакал, никогда не чувствовал вообще ничего, кроме брезгливости время от времени, хотя смотрю, кажется, по два сета в день – и в каждом кровь, оторванные руки, маленькие девочки, раскаленные кресты, четвертующие колеса, полные боли и ужаса глаза – но там, в снаффе – вернее, в том, что нам регулярно выдают за снафф (а я уже не уверен, что все это снафф), который я, Зухраб, должен по два сета в день по долгу службы смотреть, – всему этому ни на секунду не веришь, не веришь, не представляешь себе, потому что знаешь, что это фальшивка, ну, или надеешься, что фальшивка, – как бы хорошо, как бы по-настоящему ни играли те ненормальные, кто идет сниматься к снафферам-авантюристам. Не веришь ты, когда маленькой девочке отрывают руки, что ей отрывают руки, а веришь, что у них прекрасные монтажеры, – ну еще бы, за такие деньги, какие в этой индустрии ходят, монтажеры могут на платиновых табуреточках сидеть. А здесь, когда смотришь CNN (сначала дома, по стацу, и потом, когда силой заставил себя выключить, все равно досматривал на своем комме, сидя уже в машине, и теперь опаздываю и все по пробкам, а в глазах слезы, вмажусь сейчас во что-нибудь – и будет репортерам снафф), когда смотришь CNN, да, понимаешь, что это н а с т о я щ а я маленькая девочка, что это ее н а с т о я щ и е руки за ней в пакете несут, – и так страшно, господи, и ручки собственные ноют от ужаса, и слезки капают, и только это, – думаешь, уворачиваясь от яростно бибикающего на тебя «форда», – и только это в нашем мире и есть снафф – подлинное насилие, подлинная кровь, подлинные убийства – в реальном времени, а не в записи какой, и не удивлюсь я, если кто-нибудь сейчас эти кадры лихорадочно записывает на диск и потом… Проскочил развязку. Прекрасный день. Прекрасный.